Шрифт:
Его способность читать невысказанные мысли и его силу воли я тоже не хочу приукрашивать. Бывший сосед Бартини по нарам вспоминал, как блатные у них принялись упорно вязаться к одному хилому политическому. Бартини сказал их главному: «Будешь иметь дело со мной!» – и тот велел своим оставить беднягу в покое. Я эту историю слышал от самого Бартини, и в его изложении сила воли тут была совершенно ни при чем. Не подействовала бы она в той обстановке. Причем была – просто физическая сила Бартини, только что тогда доставленного в тюрьму, еще не отведавшего допросов.
История его детства, говорят мне, тоже остается под большим вопросом:
– Вы обращали внимание на его руки? Широкие, мощные, руки рабочего человека…
– Он и был рабочим, в Милане, вернувшись из плена.
– Нет, такими руки становятся в детстве. Или с такими люди рождаются. Кстати, есть сведения, что и родился он не в Мишкольце, а в Каниже на Тисе, в нынешней Югославии.
– Ну и что из этого следует?
– Из Канижи – ничего, кроме уточнения биографических данных, а вот руки!.. Можете не соглашаться, но мы когда-то решили между собой, что, видимо, бароны нашли и усыновили его не трехлетним, а уже узнавшим, что такое труд, бедность, может быть, и голод. И тогда понятнее делается его разрыв со своим классом, уход в революцию, а также его поразительное внимание к чужим нуждам. Свои начальственные пайки у нас он раздавал. Его спросил один шутник:
– Роберт, а сам-то ты как?
– Как все.
– И тебе ничего не нужно?
– А тебе что нужно?
– Мне? Мне вечером надо дров напилить, наколоть!
– Пошли…
И пилили вечером, кололи. Мы назавтра дали прикурить этому шутнику!
Бартини был разным. Таким, каким я его знал, таким, каким его знали другие. Был и деловым инженером.
Однажды он вернулся к «итальянским оливкам» и «русской картошке», а от них к своему еще детскому недоумению с «воплощением, переплетением и взаимопроникновением вещей»:
– Что есть «я»? Руки, ноги – это «я»? Нет, их можно потерять, а «я» останется. Я выпил чай, он, что же, превратился в меня? Тоже нет: он уйдет, а «я» останусь. Сердце? В нем сейчас протезируют клапаны, скоро научатся целиком его заменять, но «я» – никогда не заменят. Голова, мозг? Но есть случаи, когда мозг умер, а человек остается живым, годами, как писал хирург Николай Михайлович Амосов, никто не может уверенно сказать, что это уже не человек, не «я». Другому хирургу, верующему, какой-то, кажется, астроном сказал: «Я все небо осмотрел и не нашел там ни малейшего признака бога», – на что хирург ему: «Я сотни раз оперировал людей и ни в одном из них не нашел внутри ни малейшего следа совести». Совесть – это уж не «я» ли?..
Правда, инженером, как видим, Бартини был незаурядным. Главное, что его отличало: если большинство из нас поднимается к вершинам техники снизу, карабкаясь, обдираясь, срываясь, то он туда спускался с высот науки. А может, и к науке спускался, тем более к прикладной, с высот мировоззренческих. И как раз поэтому, возможно, не очень горевал, когда у него в очередной административной лихорадке отнимали ОКБ: в таких случаях он просто поднимался обратно в свои сферы. Взяли с него клятву строить красные самолёты – и он их строил; перерешили – дело ваше.
Но, безусловно, преданный идее, он не переставал о ней думать, куда бы его ни забросила судьба.
После прежних публикаций о Бартини читатели спрашивают, не высказывался ли он о тех явлениях, которые сейчас стали всем известны. О застое, воровстве, сползании к кризису. Ведь и у него конструкторские бюро отнимали, видимо, те же воры, неучи.
Высказывался. И, как мог, противодействовал сползанию. Работал даже в больнице, лежа, после операции на печени. При мне однажды, еле держа трубку, звонил из больницы, расстроенный, Д. Ф. Устинову и министру П.В. Дементьеву. Когда газеты поливали помоями академика А.Д. Сахарова, удивился: неужели кто-то верит газетам?
– Смотрите, что получается. – Бартини встал, гордо выпрямился: – Вот, по идее, могучее государство, со своей наукой, литературой и прочими неисчислимыми силами. А вон там, – взглянул как бы с колоссальной высоты вниз, к подножию государства, – там один академик, ну пусть еще сотня его единомышленников. И они – угроза государству, если оно право? Не может этого быть. Значит, оно не право…
Были у Бартини также и мысли о том, как остановить наше сползание к кризису. А шел он к ним от своего излюбленного вопроса: «что есть «я»?».
Выглядело это примерно так, в последовательности. Лет двадцать пять – тридцать назад в мире, то есть не только в нашей стране, были составлены увлекательнейшие оптимистические научно-технические прогнозы. К концу 70 – началу 80-х годов, обещали прогнозы, на Луне появится постоянная база, по земным дорогам побегут миллионы дешевых и надежных электромобилей взамен вонючих бензиновых, скорости гражданских самолётов намного превзойдут скорость звука, достигнут пяти, а то и восьми тысяч километров в час… Ученые расшифруют язык дельфинов, откроют гравитационные волны, в десятки раз увеличат прочность металлов, инженеры сконструируют ядерный и ионный двигатели, применение пластмасс сравняют с применением стали, и выплавляться сталь в промышленных масштабах будет не после домен, как сейчас, не из чугуна, а прямо из руды… И так далее. На прогнозах строились планы, они выполнялись и перевыполнялись, влетали в немалую копеечку, а между тем не прошло и полсрока назначенного, как оптимизм приугас, появились сообщения, что прогнозы не оправдаются.