Наступление на Камышин возобновилось, только когда красные привели к городу баржу со своими аэропланами. Бывшую нефтеналивную, переделанную в Сормове в нечто вроде авианосца.

Гроховский побывал на ней, впервые увидел самолёты вблизи, подивился их нежности, хрупкости… И вот уж что напрасно – простоте подивился. Так он решил, при тогдашней его действительно неграмотности. Снизу, когда их видишь в небе, они – коршуны, драконы, а на земле, при малейшем ветерке, – рвутся с привязи, легонькие. Что в них есть-то? Деревянные рейки, трубки, натянутое полотно… Были бы трубки да мотор, а остальное, подумалось, любой столяр вытешет, выклеит, и безо всякой притом фабрики, а прямо на верстаке, дома или во дворе. С палубы баржи их спускали и обратно втягивали на тросе, воротом или прямо вручную, «раз-два, взяли», по дощатым пандусам. Все просто, ума не надо…

*

Баржа ушла вверх по реке, красные опять остались без авиации. А она очень бы пригодилась вскоре.

Это уже в октябре было, при защите Астрахани. В октябре погода стояла сухая, только похолодало.

Из окна, бреясь утром, Кожанов увидел комроты Гроховского, осторожно постучал в еле живое, набранное из осколков стекло. Павел вошел, вскинул ладонь к лохматой черной казачьей папахе. Черт его знает, где он ее добыл! Иван Кузьмич подавил в себе досаду, промолчал. Обносились военморы, одеты кто во что горазд, вооружены тоже кто чем…

 – Слышал я, ты партийцем решил стать? Давай, герой, такие нам нужны, видел тебя в делах! А поэтому – вот тебе задание, и можешь считать его партийным. Выполнишь – сам буду тебя рекомендовать!

Задача оказалась не столько на геройство, сколько на сообразительность, по крайней мере в первой своей части. На тактическое мышление, сказал Кожанов. Надо было придумать, как нашей речной флотилии, сплошь мелкосидящей, отогнать или хотя бы заставить рассредоточиться крейсеры белых, закрывшие все выходы из волжской дельты в море. И, естественно, входы в дельту.

Понадобилось же это, и срочно, вот почему. Еще весной по приказу Ленина реввоенсовет 11-й армии и подпольный Кавказский крайком РКП (б) наладили тайную, тем не менее регулярную доставку горючего и смазочных материалов из Азербайджана в Астрахань – прямо из Баку, захваченного интервентами и мусаватистами. «Частные лица» заключали в Баку сделки с нефтепромышленниками, на одной из пустующих пристаней Черного города грузили бидоны на парусные рыбачьи лодки, рыбницы, и отправлялись будто бы в Персию торговать. Отплывали курсом на юг, а, отойдя подальше, поворачивали на север. Шли по многу суток, радуясь туманам и бурям, прижимаясь к берегу, рискуя сесть на мель, разбиться о скалы. И садились, и разбивались, но большей частью все же проходили – вдали от освоенных путей, то есть от охранных кораблей деникинцев и англичан. Так десяток-другой вроде бы жалких суденышек, называвшихся, однако, гордо морским экспедиционным отрядом, за весну и лето 1919 года перевезли в Астрахань тысячи пудов бензина и масел. Больше их республике взять тогда было негде.

А осенью деникинский флот наглухо заблокировал волжскую дельту, расположившись на рейде, да еще и попытался прорваться к Астрахани по глубоким рукавам.

По логике это была чистейшая авантюра – противопоставлять двадцатилетнего матроса Гроховского, неважно, что уже комроты, пятидесятилетнему генерал-лейтенанту Деникину (план блокады Астрахани не может быть, чтобы не утвердил главнокомандующий). Паша Гроховский в «мальчиках» бегал, когда Деникин фронтовые операции проводил в первую мировую войну…

Очень может быть, даже наверняка о действиях против белого флота у красных думал не один Гроховский, но и при всем том как такое в голову могло прийти давать это «партийное поручение» еще и ему?

А кто такой Кожанов в то время? Двадцати трех лет, недоучившийся гардемарин… Правда, по некоторым сведениям, еще и горный инженер, что сомнительно. Когда это он успел стать инженером, служа с девятнадцати лет?

У дочери Гроховского есть старая, мутная фотография тех лет, сделанная, видно, на базаре. Четверо матросов: двое помоложе стоят, двое постарше сидят, один из сидящих – Гроховский. Второй, предположительно, Кожанов. Оба старших – зрелые люди, никак не похожие на пареньков комсомольского, если считать по-нынешнему, возраста. За матросами натянут холст с нездешним пейзажем, как заведено у базарных фотографов, над головой Гроховского – аэроплан. Перст судьбы.

И Лидия Алексеевна пишет в своих воспоминаниях, что Павел всегда был на вид гораздо старше, чем ему полагалось по прожитым годам: в тридцать лет выглядел сорокалетним. Но зато в сорок, под конец его короткого века, оставался таким же, каким был в тридцать.

А может быть, это тоже одно из направлений ускорения – один из возможных ответов на задачу, и сейчас стоящую перед нашей страной? Ускорение не только самого по себе научно-технического прогресса, но и людей, которые его движут. Ускоренное созревание человека, ранняя высокая ответственность – и долгий период творческой зрелости… Решение, напоминающее то, к которому пришел Р.Л. Бартини, обнаружив плавную, математическую закономерность в снижении сроков реализации технических идей.

Гроховский нашел способ, как снять белую блокаду устья Волги. Однако он никогда впоследствии не называл этот способ своим: сначала не до приоритетов ему было, а потом – чего ж о прошлогоднем снеге хлопотать? Новые замыслы подпирали… (Кстати, если бы хлопотал – ему бы с основанием сказали, я думаю, что способ этот давно известен, лет сто, в частности известен был адмиралу С. О. Макарову.) Но как конструктор он здесь проявил себя впервые.

Командованию красной флотилии он предложил совершить диверсию: торпедировать деникинские корабли с рыбниц, все с тех же парусных рыбацких лодок, входивших в морской экспедиционный отряд. Правильнее сказать, не с них, а из-под них. Подвесить под рыбницы, к их килям, торпеды, как бомбы к самолётам, – чтобы сверху ничего не разглядеть было, – и пусть лодки не торопясь, как бы по своим рыбацким делам, потихоньку идут к кораблям белых. Подойдут, развернутся поудобнее и – залп!