Было это. Стихия была, отвага, везение. Но уж очень долго и последовательно ему везло и уж очень крупной, еще раз повторим, оказалась достигнутая цель: не просто новый замечательный технический объект или несколько объектов, а новый род войск. Не единоличный, понятно, но один из основных создателей воздушно-десантных войск – Гроховский. Вряд ли для такого дела достаточно было лишь смелости, везения и стихии. И на фотографиях Гроховский – типичный «церебральник», как таких людей называют психологи: «мозговик», интеллектуал. Нервный, усталый, внутренне настороженный.

Да, очень бы сейчас пригодились наивозможно полные, не отрывочные воспоминания его друзей, соратников. (Отрывочные есть.) М.Н. Каминский не относит себя к близким соратникам, но и его первые же впечатления, когда командир летного отряда представил его Гроховскому, никак не вяжутся с представлением о стихийной силе. Не без трепета переступил новый летчик порог кабинета главного конструктора, «увидел еще молодого, приятной внешности и спортивного вида человека…

Так вот он каков, этот человек, который отныне волен распоряжаться моей судьбой и даже жизнью!.. Я смотрел ему в лицо и бессознательно пытался определить, добрый он или жестокий, сердечный или хитрый, поддержит в трудный час или нет?..»

Однозначного ответа на свои вопросы Каминский не получил ни тогда, ни впоследствии, да и не мог получить. Слишком для этого многогранным оказался Гроховский. Добрым, сердечным с теми, кто, как и он сам, умел дело делать, жестоким с людьми ограниченными, ленивыми, хитрым и резким с теми, кто ему сознательно мешал… Он был, если говорить о наиболее, по-моему, объективных отзывах, человеком привязчивым, верным, но и требовательным – в той же мере к другим, в какой и к себе. И болезненно самолюбивым. Б.Д. Урлапов рассказывает, что Гроховскому нельзя было на какую-нибудь его непродуманную идею (среди сотен его идей встречались, естественно, и недостаточно продуманные) ответить попросту: «Чепуха, Павел Игнатьевич!» Нельзя! – разозлится, и надолго… Можно было только: «Это гениально! Но… тут еще требуется помозговать…» А помозговав, опять: «Гениально! Вот смотрите, что мы здесь можем получить… И все же надо дополнительно учесть еще то-то и то-то…» И так до тех пор, пока он сам не скажет: «Знаешь… а ну ее к черту!»

Таким образом, и сейчас невозможно определить исчерпывающе, каким он был. Чтобы разом причислить его к ведомству света или к ведомству тьмы, к раю или к аду. Он был всяким: талантливым, страстным, отважным, деятельным, очень полезным для армии, для страны и в то же время, что называется, «тяжелым» – упрямо не желал признавать никаких для себя ограничений: ни технических норм, если они были просто предписаны, а не убедительно для него обоснованы, ни выводов науки, опять же если он не считал их достаточно строго обоснованными, ни воинских уставов, ни правил, вплоть до законов, обязательных для всех граждан. Работал в крайне трудных условиях; случалось, что не выдерживал, падал духом, – и тогда его поддерживали Тухачевский, Баранов, Алкснис…

Однако и они были не всесильны. Орджоникидзе забрал Осконбюро в Наркомат тяжелой промышленности, когда в армии обстановка для Гроховского стала окончательно невыносимой и он для армии стал окончательно неприемлемым. И правильно, что неприемлемым, – армия немыслима без железной дисциплины, в «гражданке» с этим все же немного легче.

Значит, до этого Тухачевский, Баранов и Алкснис как-то все же разрешали Гроховскому нарушать дисциплину, уставы и законы?

Значит, как-то разрешали.

Почему? Как?

В целом, видимо, все потому же: ради главной цели, ради создания воздушно-десантных войск.

Пишут, что долгое время после киевских маневров внезапное появление этих войск, да еще и в стране, считавшейся безнадежно отсталой, называли на Западе русским чудом. Ну да, конечно, а только опять же что за ним стоит, за этим словом «чудо»?

В рассказе Карела Чапека слабая футбольная команда вдруг принимается выигрывать у всех сильных. Победы ей вымаливает болельщик, тихий, набожный мальчик:

 – - Господи, сделай, чтобы гол забили наши! И на поле происходят чудеса в духе старика Хоттабыча.

С мальчиком беседуют. Оказывается, что он ничего не понимает в футболе. Ему объясняют, какая это замечательная, честная игра, какие в ней действуют правила… Он в них разобрался и с этого момента молится грамотно:

 – Господи, сделай так, чтобы наши забили гол – но по правилам! Сотвори чудо – но честно!

Не тут-то было. Слабая команда проигрывает. Чудеса по правилам не сотворяются…

Гроховский нарушал нормы в технике. Но он обыкновенно и предлагал то, что в нормы не укладывалось. Иногда просто ни в какие не укладывалось. Следовательно, оставалось одно из двух: либо отказываться от идей, либо от норм. Баранов и Алкснис обязаны были держаться в рамках уставов, законов, приказов, следить, чтобы все их подчиненные держались в этих рамках, и в то же время обязаны были позаботиться о резком усилении военной авиации. На законных же путях усиление достигается, как правило, постепенное, а не резкое; к тому же законы известны и загранице, она тоже усиливается… В конце 20 – начале 30-х годов, Красная Армия оказалась в таком положении, что, не изменись оно круто, мы понимаем, «что было бы, если бы», чем могло кончиться дело. Именно в те годы у нас был найден выход из позиционного тупика, разработаны основы глубокой операции, удара одновременно по всей глубине обороны противника. Но для этого нужны были первоклассно оснащенные, небывало маневренные войска, в том числе воздушно-десантные. Учения и маневры показали, что в некоторых случаях воздушный десант может решить исход операции, а глядишь, и кампании. А то, что в минувшей войне воздушные десанты применялись с нашей стороны ограниченно, глубокие операции проводились, как правило, без десантов, – так за это пришлось расплачиваться. Жаль, что не тем, кто был в этом виноват.