Шрифт:
А теперь все по порядку.
Давным-давно Марс называли красной планетой, но теперь так уже никто не скажет. Все окислы железа уже много столетий назад переработаны в металл, фреоновые фабрики насытили атмосферу тяжелыми молекулами, увеличили ее плотность и, как следствие, — приземное давление. На бескрайних просторах зазеленели пятна мутантных, быстрорастущих мхов и лишайников, тысячи гектаров которых давали драгоценный кислород. Марс в свое время сравнивали с Новым Светом — сюда устремились свободолюбивые люди, осваивать дикие пустыни, но с той поры прошло уже несколько бурных веков. Сейчас эта первая колония по населению не уступает Земле. Именно здесь, как прочитал я однажды, сконцентрирована, пожалуй, половина научного потенциала человечества, поэтому не зря Марс порой кличут интеллектуальной твердыней цивилизации. Однако...
Посреди Большого Сирта, самой бедной марсианской провинции, доставшейся в бытность отсталой России как подачка от американских монополий, по глупости генералов, была возведена цитадель. По старой доброй русской традиции в этот богом забытый угол ссылали всех урок страны, которым и выпала участь обживать сей суровый край, воспетый народными бардами. Не удивительно же, что тут до сих пор говорили на славянском языке. Лет триста назад, после принятия новой конвенции о правах заключенных, когда осужденные получили возможность самим выбирать место отсидки, многие славяне указывали именно на Спирит-Сити (это кликуха местного централа). После бездеятельного заточения или, по желанию, работы на химзаводе, построенном Сибой-Геги в надежде на дешевую рабсилу, многие так и оставались здесь, обретя землю обетованную в своем понимании — свобода нравов, привычная криминальная среда и относительная отрезанность от остального, "цивилизованного мира".
Спирит-Сити во многих отношениях уникальное место. Да за примером не стоит далеко ходить! Вот вы, конечно, понимаете, что следить за порядком тут призваны неподкупные и неустрашимые киберы. Но, о чудо! Даже кибернетические кэпы Спирит-Сити смотрят на мелкие правонарушения сквозь пальцы. Это шокировало техников и ученых, они мучались и боролись с "эффектом попустительства", но тщетно. Как только новый кибер попадал сюда, его лихорадило от множества мелких склок. Робот сыпал нравоучениями и лез на рожон по любому поводу, не в силах стерпеть неуважение даже к самому ничтожному, курсивному параграфу законов. Однако миновал месяц-другой, и его создатели с недоумением замечали, что усердия у стража порядка поубавилось. Программисты, заламывая руки, божились, мол "перепрограммировать их в не наших полицейских лабораторий невозможно". Им не очень верили, иначе пришлось бы признать, что киберы сами вырабатывали алгоритм "компромиссного" поведения. А это означало бы: киберам, как роботам с высокоразвитым интеллектом, присуща толика разума, достаточная, чтобы слегка коррумпироваться. Такое положение вещей бесило начальство, но киберы — это уже не просто запрограммированные железки, тут ничего не поделаешь.
Вот такой, значит, веселый это городок — Спирит-Сити.
В Исидограде — административном центре равнины Исиды — мне довелось лицезреть только вокзал. Первым, что я увидел, пройдя впускной шлюз, была гомонящая толпа молодых, нарочито неопрятных людей. "Веселятся астралы",— подумал я благодушно. Компания же тем временем штурмовала автоматы с пивом, хлопая ладонями по их обшивкам, недовольно выговаривая подоспевшему киберу, мол, их обделяют пойлом. Улыбаясь неизвестно чему, я прошел мимо. Жан отстал от меня и с открытым ртом уставился на астралов, с интересом ожидая, какие действия предпримет кибер, в результате чего потерял направление движения и споткнулся об автоматическую тележку, чуть было не упав. Один из пивохлебов беззлобно усмехнулся и показал своей подружке пальцем на моего мальчишку. Она кокетливо помахала Жану ручкой. Мой оператор покраснел, застеснялся и, догнав меня, тронул за локоть, умоляюще заглянув в глаза:
— Пойдем отсюда побыстрее.
Я вскользь щелкнул его по веснушчатому носу и, обняв ладонью за тонкую шею, повел к табло: узнать, когда идет поезд до Спирит-Сити. Под расписанием размахивали руками три цыганки, убеждая в чем-то усача с орлиным носом. Это продолжалось секунд двадцать, потом они утащили-таки вяло сопротивлявшегося мужика в двери вокзала. Тут-то я и увидел, что около колонны, которую загораживали цыгане, сидел на раскладном стульчике древний старик в латанном-перелатанном комбинезоне, держа на коленях очень старую, всю в царапинах гармонь. Я подошел ближе и услышал знакомый мотив старой лагерной песни:
На зубах скрипит серый песок, Сирта пыль забивает глаза.
Потерпи: нам осталось чуток. На ресницах замерзла слеза.
Знаешь ты, не по воле своей, в этот проклятый мир нас втолкнули.
Самый мрачный из всех лагерей. Лучше пулю, лучше пулю.
В темноте, духоте, узкий штрек. Мой снаряд выгребает породу...
Боже мой, я же ведь человек. Умоляю, верните свободу!
Только глух он к слезам и мольбе, кибер-стражник, исчадие ада.
Не уйти и не скрыться нигде. Мы получим свое. Так и надо.
Старичок затряс расчесанной белой бородкой, пожелтевшие от табака белки его глаз заблестели, и одинокая слезинка пробежала по морщинистой щеке, когда в помятый шлем у его ног полетела мелкая монета.
Монорельсовая дорога проходила непосредственно под поверхностью планеты. Если описывать ее, то это четырехгранный бетонный тоннель, внутри которого мчались автоматические вагоны без окон — ведь любоваться нечем. Кое-где, в понижениях рельефа, это сооружение выступало над каменистой пустыней и снаружи казалось безжизненным ныне творением рук, остатком древней, исчезнувшей цивилизации.
Вагон был все же грязноват и окрашен в унылый серо-зеленый цвет. Это был последний рейс, поэтому народу набралось лишь несколько человек. Около дверной панели пятеро работяг дулись в карты. Справа от нас смотрел телевизор полицейский чиновник. Около него задеревенел в стойке "смирно" кибер. А сзади то и дело спорили между собой двое мальчишек, которые никак не могли поделить игрушку. На них покрикивала мать. Поезд малость трясло, и на поворотах что-то повизгивало под ногами. Жан увлеченно мурлыкал себе под нос песенку и принялся разряжать и снова наполнять зарядами магазин бластера, пока я не прекратил это занятие, поскольку заметил, что наш сосед-полицейский искоса с неодобрением поглядывает в его сторону.