Шрифт:
— Орел — идем вместе. Решка — идешь один.
Я уже разомкнул губы, желая возразить, дескать, в таких делах нельзя полагаться на провидение, но тихий шепот "пусть бросит" остановил меня. Сознание отказывалось что-либо понимать. "Кто же тогда говорит со мной по телепатическим каналу? — терялся я в догадках. — Ведь такая связь возможна только в гипнотической прострации, а я бодр. Если только это хреново веретено..." В это время Рысь подкинул монетку. Она медленно кувыркалась в свете фонарика и упала решкой вверх.
— Ну что, — констатировал я, — в таком случае ты бы сказал "".
Подойдя к краю колодца, я заглянул в глубину и опять еле удержался от того, чтобы не броситься головой вниз в эту пропасть. Увидев, что я пошатнулся, Рысь схватил меня сзади за локоть:
— Ты чего, Фобос?
Не ответив, я осведомился, насколько хватит лебедки. Кибер проскрипел, что длина троса триста метров. "Так,— подумал я, — значит, оставшуюся половину пути придется пройти с помощью РТД". Тут мне в голову пришла одна идейка. Я повернулся к Рыси:
— Слушай, а для чего вся эта морока с тросами? Возьму и просто прыгну в колодец, а свое падение буду регулировать ранцевым движком. Мы же здесь имеем маленький вес.
Рысь сделал знак, дескать "как хочешь".
Кивнув товарищу, я солдатиком сиганул в шахту, одновременно включив малую тягу. Через несколько секунд мне удалось отрегулировать подачу топлива так, чтобы я падал равномерно, со скоростью 2 м/с.
Задумавшись о селените, я чуть было не проскочил нужный штрек. Заметив в последний момент уплывающее вверх отверстие, я прибавил мощности двигателю и поравнялся с ним. От волненья у меня слегка подводило живот, и скафандр сделал мне инъекцию успокаивающего. Потихоньку протиснувшись в пещеру, я стал медленно подтягиваться вглубь.
Селенит крутился все на том же возвышении. Я был метрах в пятнадцати от него. Очевидно, ощутив мое присутствие, веретено замедлило вращение. Прислонившись к стенке коридора, я сел на грунт: "И что же теперь ты собираешься делать?" Прошла минута, другая, и я стал замечать, что, глядя на веретено, постепенно проваливаюсь в туманную бездну с единичными искорками неясной природы.
Далее, уже по рассказам Рыси, я будто бы начал ходить вокруг селенита, но, честно признаться, не помню этого, что, впрочем, типично при сомнамбулизме. Пусть я не отдавал отчет своим поступкам, но диалог с селенитом прочно засел в моих мозгах.
— Наконец... — прошептала туманная пустота.
— Кто ты? — настороженно интересовалось мое сознание. — Откуда ты пришел?
— Не отвечу... Я устал... — Пауза. — Знай же: пред тобой падет пятая печать... — Веретено померкло, и я оказался в опустевшем гроте.
На поверхности на меня сразу же набросился с расспросами Рысь, но, по-видимому, я пребывал в настолько заторможенном состоянии, что мой канонерщик с некоторой долей тревоги оставил меня в покое.
Тут возвратились возбужденные археологи. Они чуть ли не плясали от распиравшего их чувства и буквально бегом устремились к штольне. Рысь еле сдерживал свою информацию, был крайне раздосадован и глядел на меня с укоризной. На полпути к подъемнику я заговорил с ним:
— Ты можешь рассказать обо всем, но, ради бога, не упоминай, что я спускался к селениту.
— Фобос, а ты, между прочим, вел себя там несколько странно, — ответил мне канонерщик повеселевшим голосом.
— Я разговаривал с ним.
— Ни фига себе... И о чем же?
Рассказав о диалоге, добавил напоследок:
— Только ни гу-гу!
— Бредовая история... А чего ты все-таки так боишься, черт тебя подери?! — опять возмутился Рысь, но тут же продолжил примирительным тоном. — А вообще-то, не хочешь быть втянутым в открытие века — не надо... Может быть, ты и прав: .
Как только мой канонерщик встрял в разговор археологов и сообщил о своей находке, ученые тут же завопили и категорично потребовали возвратиться к колодцу. Диасу и Рыси еле удалось отговорить их, указывая на то, что селенит уже исчез, а все остальное во всех подробностях отражено на пленке.
Выходя из клетки подъемника, я понял, что все, включая Рысь, уже забыли о моем существовании, предвкушая сенсационный доклад на конференции. Я усмехнулся увлеченным до сумасшествия селенологам и отправился на свежий воздух.
* * *
Воздух Аристарха, однако, был не настолько свеж, чтобы наслаждаться прохладой. Когда я скинул скафандр и вышел на улицу через хитросплетение коридоров базы, стояла совсем земная полуденная жара. Сейчас мы находились на освещенной стороне Луны, и Солнце нещадно палило над куполом.
Аристарх — один из старейших мегаполисов, построенных на спутнике. Месяц назад здесь торжественно праздновали его восьмисотлетие. Из убогого поселка первых переселенцев, напоминавшего скопление бытовок геологической партии, вырос гигантский красавец-город диаметром в сорок километров, и покрытый голубым фасеточным сводом, так трогательно похожим на южное, безоблачное небо. Около двухсот квадратных километров внутренней площади покрыто рощами и лучами, а около северного склона — три тысячи гектаров водной глади — пресное озеро с кристальным по чистоте содержимым, являющееся аккумулятором тепла и поддерживающее благоприятный микроклимат мегаполиса. Полупрозрачный купол выстлан миллиардами чешуек, чей наклон дозировал подачу света на поверхность. Когда пора наступить ночи, они практически полностью закрывают доступ солнечным лучам, и Аристарх погружается в сумерки. В это время его "шапка" превращается в огромную солнечную батарею, чье даровое электричество перебрасывается на противоположное полушарие, коченеющее от космического холода.