Серый открыл было рот, чтобы задать следующий вопрос, но я остановил его взмахом руки:

— Не надо, не надо перебивать. Теперь уже ты дай мне договорить. Я понимаю, что тебе много неясно из моих рассуждений. Я попытаюсь сделать это более очевидным... Впрочем... Нет, извини меня, я не могу тебе это объяснить. Просто не в состоянии...

В каюте установилась гнетущая тишина. «Ладно, хватит нудных рассуждений»,— подумал я, притянул к себе мальчишку и сказал вслух, обращаясь к нему:

— Черт с ним, нам не понятным до конца миром. Знаешь что, очевидна лишь одна истина: как бы мы ни мусолили данную тему, чему быть — тому не миновать.

Я щелкнул Серого по носу. Тот отбил мою ладонь.

— Сколько у тебя рук? — спросил я мальчишку.

Он несколько растерянно посмотрел на меня и ответил недоумевающим голосом:

— Две...

— А ног?

Серый не понимал, к чему я клоню:

— Странный вопрос, тоже две.

— А голов, сколько у тебя голов, я спрашиваю?

Мальчик удивленно вскинул брови и непроизвольно заулыбался:

— Что вы хотите от меня, мистер, одна, конечно!

— Так чем же ты еще не доволен? Зачем забивать свою единственную голову сомнениями? Ты есть, чтобы просто жить! А жизнь — такая штука, в которой вечно чего-то недостает. Право же, не стоит делать из этого трагедии.

Я поцеловал его в щеку и погладил по затылку. Серый промолчал, но в его глазах я прочел благодарность. Он облегчил свою душу. Во всяком случае, хоть понял, что не одинок в своих терзаниях. Только одно сознание этого придавало новый оптимистичный импульс его существованию.

После разговора с моим пилотом я еще долго не мог прийти в себя. На меня иногда накатывала такая вот волна грусти. Сосредоточиться помог вышедший на связь Дев. Он доложил, что похищенные Жан и Пак находятся в госпитале имени Луи Бланка, живы, более-менее здоровы и в безопасности. Я спросил, мол, как это: «более-менее здоровы»? Оператор показал мне текст послания, сказав, что так буквально было передано. Я решил было незамедлительно отправиться в больницу и забрать пострадавших, но потом сообразил, что придется долго упрашивать и без того раздраженную полицию. Кроме того, сейчас уже пол-одиннадцатого ночи по местному времени, так что ненасильственным путем проникнуть в госпиталь мы не сможем.

Дев выжидающе поглядывал на меня. Я вздохнул:

— Ладно, парень, утро вечера мудренее. Давай отложим разборку на завтра. Ты тоже можешь оставить линкор на попечение автоматике и идти баиньки.

Он радостно закивал головой и исчез с монитора. Я зевнул, разобрал кровать, потушил свет и, засыпая, продолжал ворчать про себя, что на сегодня, пожалуй, хватит приключений.

С самого первого момента пробуждения я уже настроился на долгий и изматывающий день. Сегодня надо было все время общаться с полицией, принять на борт следственную комиссию и сразу же думать об адвокате. Настроение было не ахти какое, да еще я никак не мог взять в толк, к чему мне приснился такой сон: будто бы я бегу по бесконечным коридорам, иногда встречая лица давно забытых или теперешних знакомых, которые выражали не то страх, не то недоумение. Насколько я помнил, цель этого марафона была неясной, вернее, ее вообще не было. Просто я бежал — и все. Не зная от кого и не зная куда.

Ну, ладно. Я закончил утренний марафет и, пусть это звучит уже банально, перенесся в командирскую рубку. Дежуривший там Ким доложил мне, что следственная комиссия, выражаясь фигурально, уже ломится на абордажную палубу. Связавшись с полицейским командованием, я попросил недолгую отсрочку, чтобы предупредить свой экипаж и провести некоторый необходимый инструктаж с операторами.

— Он над нами издевается! — взвился в ответ на эту просьбу цветущий мужчина в штатском, который стоял за спиной говорившего со мной офицера. Он отстранил своего коллегу от передатчика и сделал еще пару нелестных замечаний в мой адрес. Разгоряченного представителя следственной группы пытались успокоить, но он только еще больше распалялся. — Да они же все вылижут и подчистят! — На господина в штатском зашикали, но он в ответ сделал движение рукой, будто смахнул со стола крошки. — Что вы все "тише" да "тише"? Пускай эти друзья уяснят,— джентльмен решительно ткнул пальцем в мою сторону,— им уже не удастся отвертеться. В любом случае эти мальчики не вернули экскурсионному бюро микробус, так что даже по этому факту мы возбуждаем дело и задерживаем вас.

Мой обличитель сверлил меня взглядом и скривил губы, изображая одновременно презрение и самодовольство.

— Вы вылили все помои? — осведомился я спокойным голосом.

— Щенок...— еле слышно прошипел человек в штатском.— Мне уже сто двадцать с гаком, и я не позволю безнаказанно разговаривать с собой таким хамским тоном.

— Что вы говорите...— я иронично покачал головой.— А мне вот-вот стукнет всего лишь семьдесят. Воистину — между нами прямо-таки пропасть жизненного опыта.

Мужчина в штатском слегка смутился. Он явно не учел, что я хоть и выгляжу совсем юным, но не так уж и молод. Дело в том, что он позабыл: у "мальчиков для битья" процессы старения затормаживаются с физиологически девятилетнего возраста, а не с двадцати пяти лет, как у остальных людей. Я заметил легкое замешательство моего визави, и это меня вполне удовлетворило. Я не стал отвечать агрессивностью на агрессивность, а спокойно аргументировал свою просьбу:

— Если я не предупрежу экипаж, вы рискуете быть убитыми — именно так отреагирует первый же встречный стрелок на появление внутри линкора незнакомого человека. Вы же не желаете себе такой участи?

Человек в штатском промолчал. Он был уже не так грозен. Я объяснил ему еще кое-какие аспекты, возникающие при процедуре обыска и допросов. Мы пришли к консенсусу и распрощались.

По моему вызову в рубку явились все операторы. Я оглядел своих мальчишек и сказал назидательным тоном:

— Значит так, ребята. Сейчас к нам заявятся ищейки. Ваша основная задача — не дать им напичкать корабль жучками.