Метания Троцкого между большевиками и меньшевиками, непоследовательность позиции получат некорректную ленинскую оценку: «Вот так Троцкий! Всегда равен себе = виляет, жульничает, позирует как левый, помогает правым...» Но надо отметить, что именно тогда, может быть, Троцкий был как никогда прав, увидев в Ленине жесткого, нетерпимого человека, и увидев это, еще будучи по-юношески неискушенным, интуитивно ужаснулся и отшатнулся от прорвавшейся негуманности и бесчеловечности поведения старшего товарища. II съезд партии развел Троцкого с Лениным на несколько лет.

Первая русская революция

«Ни в конце 1904, ни в начале 1905 года нет никакой возможности открыть следы деятельности того, кого ныне изображают вождем кавказского большевизма».

Весть о кровавом воскресенье 9 января 1905 года в Петербурге всколыхнула русскую революционную эмиграцию. Однако далеко не каждый поспешил в Россию. Немало «певцов революции» жизнь за границей в качестве советчиков и обличителей устраивала. Однако Троцкий был натурой деятельной. Поэтому возвращение в Россию, в гущу революционных событий для него вполне естественно. Под именем отставного прапорщика, а ныне преуспевающего предпринимателя Арбузова он уже в феврале 1905 года приехал в Киев, а затем перебирается в Петербург. Он участвует в совещаниях забастовочных комитетов, готовит прокламации. Арест в мае 1905 года Натальи Седовой заставляет его на время укрыться в Финляндии, где он продолжает работать в качестве революционного публициста и агитатора. Но когда в столице развернулась всеобщая забастовка, он не выдержал и вернулся. Его революционное чутье подсказывает необходимость поддержать и участвовать в первом народном органе власти — Совете рабочих депутатов. Вскоре он избирается заместителем первого председателя Совета Г.С. Хрусталева-Носаря. При участии Троцкого, который сразу привлек внимание своей энергией, страстными выступлениями, радикальными предложениями, было принято решение об издании газеты «Известия» — как органа Совета, выдвинуты требования восьмичасового рабочего дня, признания Совета представительством трудящихся во властных структурах, началась подготовка боевых рабочих дружин.

17 октября царь издал «Высочайший Манифест», в котором обещал народу конституционные свободы. Народ увидел в этом свою победу, в ночь с 17(18) октября толпы народа ходили по улицам с красными знаменами, требовали широкой амнистии, смещения ненавистных правителей, наказания организаторов расстрела 9 января. Но Троцкий, как и большевики, оценивал манифест как полупобеду. Выступая с балкона университета, перед которым собралась огромная толпа, он призвал не торопиться праздновать победу: «Разве обещание свободы равноценно свободе? Что изменилось со вчерашнего дня?.. Царский Манифест всего лишь клочок бумаги... Его нам сегодня дали, а завтра порвут в клочки, как это сделаю я сейчас!» Троцкий демонстративно порвал манифест, клочки бумаги, подхваченные ветром, понесло над толпой. Масса людей горячо аплодировала новому, пока малоизвестному трибуну революции.

Троцкий был прав. Собрав силы, отколов от революции либеральную часть интеллигенции и буржуазии, самодержавие перешло в наступление. 3 декабря 1905 года жандармы арестовали весь состав руководства Совета. Но даже в такой момент Троцкий оказался верен себе: во время очередного заседания Совета жандармский офицер, грохоча сапогами, вышел на середину зала и стал зачитывать ордер на арест. Председательствующий Троцкий решительно прервал его:«Если Вы хотите выступить, назовите фамилию, я спрошу собрание, желает ли оно Вас слушать!» — и дал слово следующему оратору.

Поведение Троцкого в дни первой русской революции и на суде убедительно говорило, что на сцене истории появилась выдающаяся личность. Он оптимистично принял поражение революции, веря, что это лишь подготовка к будущей победе мирового пролетариата. Заточение в знаменитой тюрьме «Кресты», Петропавловской крепости, в Доме предварительного заключения он использовал для самообразования, написания статей и прокламаций. Именно в это время в статье «Итоги и перспективы» он впервые в достаточно законченном виде излагает свою концепцию перманентной революции, за которую его всю жизнь будут третировать: «Завершение социалистической революции в национальных рамках недопустимо... социалистическая революция становится перманентной в новом, более широком смысле слова: она не получает своего завершения до окончательного торжества нового общества на всей нашей планете».

Правительство не решилось отправить руководителей народного органа власти на каторгу. По приговору суда четырнадцать членов Совета — и в их числе Троцкий — были осуждены на пожизненную ссылку. Местом ее было определено село Обдорское на Оби, за полярным кругом, тысяча верст до железной дороги и 800 — до ближайшего телеграфа. Несмотря на то, что 14 ссыльных охраняло пятьдесят жандармов, Троцкому пришла в голову идея бежать, не доезжая до места назначения. Когда доехали до города Березова, жандармский офицер дал обозу двухдневный отдых. Троцкий решил задержаться здесь под видом приступа радикулита. Симуляция была такой естественной, что ему разрешили задержаться на несколько дней под присмотром двух жандармов. Обманув сопровождающих, Троцкий бежал. Проделав по снежной равнине более 800 километров на оленях, он добрался до Урала, затем по железной дороге до Петербурга. В этих событиях поражают две вещи: поведение Троцкого, полное риска, смелости, веры в свою счастливую судьбу, и бестолковость и неповоротливость полиции. На одной из остановок поезда Троцкий дал телеграмму жене, проживавшей с сыном в Териоках — финском селе под Петербургом, в котором назначал ей встречу на станции, где скрещивались поезда, идущие на Вятку и на Петербург. Они встретились на станции Самино. При этом Троцкий хотел даже устроить скандал по поводу искажения текста телеграммы. Как пишет Наталья Седова, она еле отговорила мужа от подобного сумасбродства. Он, конечно, отдавал себе отчет в том, что и телеграмма, и встреча, и свобода, и непринужденность поведения, с которой он держал себя в вагоне и на вокзале, опасны, могут привлечь, должны привлечь вни- мание жандармов. А это означало пожизненные каторжные работы. Но он был у всех на виду и считал, что это и есть лучшая защита.

После краткого пребывания в Петербурге, вместе с женой и маленьким сыном, который родился в то время, когда Троцкий сидел в тюрьме, беглец перебирается в Финляндию, где еще оставались в силе некоторые завоевания революции. Здесь состоялась встреча с Jleниным и Мартовым, которые давно перебрались в «ближнее зарубежье» — Финляндию. Меньшевики каялись в безумствах 1905 года, большевики затевали новую революцию. Ленин пожурил Троцкого за то, что тот так и не перешел на сторону большевиков, и дал адреса друзей в Гельсингфорсе. Гельсингфорский полицмейстер был активным революционером — финским националистом. Он покровительствовал борцам с российским самодержавием и обещал предупредить в случае опасности со стороны петербургских властей. В течение нескольких недель Троцкий написал книжку о своем приключении под названием «Туда и обратно». На гонорар он смог купить билет на пароход и выехал в Стокгольм.

Вторая эмиграция

«Если б ЦК видел в Кобе молодого теоретика или публициста, способного за границей подняться на более высокую ступень, его, несомненно, оставили бы в эмиграции... Но никто не звал его за границу. С тех пор, как на верхах партии вообще узнали о нем, его рассматривали как «практика», т.е. рядового революционера, пригодного преимущественно для местной организационной работы».

На скандинавском пароходе Троцкий вплывал в новую эмиграцию, которая длилась десять лет. Семь из них Троцкий с семьей прожил в Вене. Время это оказалось длительной паузой в биографии революционера. В это время он много писал, но это было лишь интерпретацией пережитого. Много ездил и выступал, но суть выступлений была прежняя. Обреченный на долгое выжидание, он сосредоточился на журналистской деятельности и поддержании активных связей с русскими эмигрантами, западными социал-демократами, практиками и теоретиками марксизма.