— Что жъ это вы думаете? — спросилъ онъ.

— Лодка на парус и есть, — сказалъ купецъ.

— Да нтъ, во позади и еще одно что то такое. Подошелъ старшой съ корабля. Взялъ трубку, посмотрлъ: и то, говоритъ, за нами кто то гонитъ, махаетъ человкъ. Маленькая лодочка! И человкъ. Взялъ трубу архіерей, навелъ — что за чудо: старецъ въ чемъ то плыветъ и махаетъ. Сказалъ онъ старшому. Убрали паруса, остановили ходъ корабля, стало простымъ глазомъ видно: бжитъ средній старецъ по вод, а позади и большой идетъ, а сзади всхъ древній поспваетъ. Вс три по вод, какъ по суху, бгутъ и ногъ не передвигаютъ. Ужаснулся народъ. Развелъ руки архіерей, смотритъ, слова сказать не можетъ. Приблизился средній старецъ къ самому кораблю, увидалъ архіерея.

— Забыли, рабъ Божій....

Подплыли и другіе два старца. Забыли, научи опять. Воздохнулъ архіерей и сказалъ:

Доходна, видно до Бога, отцы святые, и ваша молитва. Будетъ съ васъ и того. И не мн васъ учить.

И поклонился архіерей въ землю старцамъ и весь народъ на корабл.

Подняли опять паруса и поплыли, а старцы долго еще виднлись на томъ же мст и блестли на мсячномъ свт.

Кто бьетъ и мучаетъ Христа? Не воины Пилата, а мы бьемъ, счемъ, мучимъ и распинаемъ Его. Воины не знали Его и они били, а мы знаемъ и бьемъ Его. Бьемъ Его вчера и нынче, знаемъ Его и 1800 лтъ ругаемся надъ Нимъ и бьемъ Его.

Братья! Все, что мы сдлаемъ другому человку, мы сдлаемъ Ему. Кого же мы бьемъ, когда мы пожираемъ то, чего нтъ у голоднаго, кого мы бьемъ, когда нарушаемъ законъ супружеской съ распутницами и распутницъ еще дальше забиваемъ въ грхъ, кого мы бьемъ, когда ругаемся, деремся, надваемъ цпи на людей и проливаемъ кровь человческую?

Мы бьемъ и мучаемъ Христа хуже, чмъ эти воины Пилата. И грхъ нашъ не простится намъ, потому мы знаемъ, что мы длаемъ.

Жилъ былъ старикъ съ старухой и было у нихъ три сына: Семенъ и Тарасъ умные, а третій Иванъ дуракъ. Отдалъ старикъ старшего Семена въ солдаты, а другаго купцу въ лавку, а меньшой — дуракъ остался дома работать. Пошлетъ старикъ и Ивана работать, онъ скажетъ и идетъ. И работалъ одинъ за троихъ и жилъ и безъ старшихъ сыновей старикъ хорошо; а пришли сыновья, принесли денегъ <и стали ж>ить 221 еще лучше. Только женились старшіе сыновья, стали невстки не ладить и отдлилъ старикъ сыновей: старшій Семенъ солдатъ снялъ мельницу. Другой Тарасъ завелъ лавку и постоялый. А Ивану братья говорятъ: теб жениться не къ чему, ты дуракъ. Живи съ отцомъ съ матерью — корми ихъ. Онъ говоритъ: ну чтожъ и сталъ жить съ отцомъ съ матерью, землю пахать. Стали разживаться братья. Позавидовалъ на ихъ жизнь чортъ, послалъ 3хъ сыновей на 3хъ братьевъ погубить ихъ. Поглядли 3 черта какъ живутъ братья и всякому хочется на Ивана идти; потому что легче работа. Дуракъ да и хлопотъ [меньше], можно сразу его сбить, а т живутъ хорошо, за ними хлопотъ много.

Спорили, спорили, старый чортъ и говоритъ. Не длю ихъ вамъ, а вы артелью на всхъ трехъ идите. А кто прежде кончить, другимъ помогай. Пока всхъ трехъ не погубите, не показывайтесь мн на глаза. Ступайте. Пошли черти, кинули жеребей. И послалъ двухъ чертей къ мужикамъ чертей по мстамъ разставлять [ 1 неразобр.] три черта безъ дла. Вотъ и говоритъ имъ старшій дьяволъ. Есть тутъ три мужика <одинъ на мельниц, другой въ лавк, 3й крестьянствуетъ, хорошо жить стали, подите вы къ нимъ>: одного къ Семену солдату, веллъ ему плотину рвать и колеса ломать, другаго къ Тарасу, веллъ ему товаръ гноить, мышамъ кормить, а третьяго послалъ въ стариковскую часть землю портить, чтобы раздлки не было, луга топтать и лсъ сушить. Только надо, говоритъ, разстроить ихъ всхъ троихъ, живите и [ 2 неразобр.]. Пошли черти, стали работать. Старшій чертъ у мельника кулаки съ колесъ летятъ [ 1 неразобр.] колеса дуромъ ведетъ и чуть дождь пройдетъ, такъ не успваетъ заставки отпереть, не тутъ, такъ тамъ рветъ плотину. И пересталъ народъ и стали убытки и ужъ сталъ отказываться солдатъ отъ мель<ницы>. А старый чертъ сталъ у Тараса работать. Купитъ товару свжаго, пересыплетъ муку, крупу, день два пройдетъ, слежится, затхнетъ, а отъ мышей черно. Столько не продастъ, сколько мыши слопаютъ. И сталъ народъ отвыкать и перестали покупать у Тараса убытки болышіе стали и сталъ Тарасъ отказываться отъ лавки. Бросилъ Семенъ мельницу, а Тарасъ лавку и дворъ и пошли опять къ отцу жить. Принялъ ихъ отецъ, только говоритъ, тсно у меня въ изб. Они говорятъ: Иванъ много мста беретъ, придетъ съ работы разляжется, всхъ тснитъ. Да и духъ отъ него нехорошъ. Коли его выгнать, намъ мсто будетъ. Ступай, говорятъ, ты Иванъ, на задворье въ закуту, тамъ спи съ скотиной, тамъ теб мсто. Послушался Иванъ. Ну чтожъ, говоритъ. Взялъ шубу, шапку и слъ въ закутку. Стали братья у отца прохладно жить, нажитое проживать, да высматривать, гд бы новую мельницу и дворъ съ лавкой, а Иванъ за троихъ сталъ работать. Досадно стало чертямъ. Надо, говорятъ, въ поле пойти, Ивана окоротить, а то онъ всхъ еще лучше кормитъ и пивомъ поитъ. Пошли т же черти въ поле, сталъ 3-й чортъ землю портить, чтобъ раздлки не было, стали луга топтать и лса сушить. Выхалъ разъ Иванъ въ поле пашню двоить: что за чудо не проворотишь сохи, точно не пахано, обжи трещатъ и того гляди подвои порветъ. Подивился Иванъ, сталъ пахать. Черти не пускаютъ, а Иванъ напираетъ на соху. Продралъ одну борозду, завернулся — опять тоже. Продралъ другую, третью. То бы надо полнивы до обда вспахать, а онъ и осьминника не переворотилъ и соху сломалъ. Похалъ Иванъ домой, перемнилъ лошадь, взялъ соху другую, укрпилъ — допахалъ полнивы до вечера. Завтра, говорить, поперю еще сошники да прилажу еще получше, я ее раздеру какъ слдуетъ. И похалъ домой. Услыхалъ чертъ, говоритъ: не одолть дурака этаго на земл, выгонитъ онъ меня. На утро опять сталъ чертъ мшать, не поддался Иванъ, знай воротитъ, десятину допахалъ, на другую перехалъ. Перешелъ чертъ на другую, десятину и тутъ не одоллъ. Взодралъ Иванъ все поле, осталась только полоска. Сидитъ ночью чортъ на полоск и думаетъ, какъ быть. Пришли къ нему братья и стали толков(ать), какъ дла. Разсказываетъ старшій братъ: хорошо я слышалъ онъ жен говорилъ: надо бросать, къ отцу идти. И другой говоритъ: я слышалъ, онъ продавалъ и дворъ и лавку мужику за полцны. Наше, говорятъ, дло исправлено. Твоё какъ. Да что, мое совсмъ плохо. Изодралъ меня всего. Я подъ землей держу за сошники, а онъ то деретъ, ничего съ дуракомъ не сдлаешь. Вотъ только полоска осталась, коли завтра не осилю, надо съ пашни уходить въ луга. Приходите помогать, а то какъ мы его одного не осилимъ, вс наши труды пропадутъ, вдь нашъ хозяинъ всхъ троихъ веллъ разстроить, а одинъ останется — всмъ намъ плети.

Поршили такъ, чтобы приходить помогать; ты говорятъ, эту десятину ему не давай вспахать, а я какъ покончу съ Семеномъ, пойду въ луга, а я, говоритъ третій, покончу съ Тарасомъ пойду въ лсъ, тамъ его замучаю. На утро пріхалъ Иванъ. Сталъ пахать. Что за чудо — корни — не было прежде. Взялъ топоръ. Какъ зацпитъ, схватитъ топоръ, стукнетъ. Не усплъ чортъ рукъ подобрать, обрубилъ ему руки. Переползъ чертъ на послднюю борозду, не пускаетъ. Опять корень, думаетъ Иванъ, запустилъ руку въ борозду, ухватилъ за корень и тащитъ. Вытащилъ — коряга, думаетъ, — глядь — чортъ живой. Эхъ, думаетъ, пакость какая. [ 4 неразобр.] Хотлъ убить его. Да заговорилъ чортъ: <не убивай, говоритъ меня> Я теб богачемъ сдлаю. Оставь только мн тутъ въ полоск мстечко, гд бы проскочить сквозь землю. Иванъ говоритъ: ну чтожъ, съ паршивой собаки хоть шерсти клокъ. Чортъ и говоритъ: Когда захочешь деньги чтобы были, возьми ты съ этой полосы калмыжку, разотри въ рукахъ и сыпь — будетъ золото падать. Ишь ты, говоритъ Иванъ. Взялъ калмыжку, потеръ — посыпалось золото. Это хорошо, говорить, ребятамъ играть. Вотъ, говоритъ чортъ, только пусти меня сюда въ землю, я проскочу. Ну, говоритъ, Богъ съ тобой. Только сказалъ Иванъ про Бога, юркнулъ чортъ подъ землю, какъ камень въ воду. Только дыра осталась.

Запахалъ Иванъ до конца длянку и дыру запахалъ, перевернулъ соху, хотлъ взять золото ребятамъ играть, да положить некуда было, такъ и оставилъ, похалъ домой. Пріхалъ, отпрегъ, пришелъ ужинать, а оба брата [ неразобр.]сидятъ съ женами и съ дтьми.

Свое дло бросили отъ убытковъ и къ отцу перехали жить.

Освободился въ эту ночь чертъ съ мельницы, пришелъ на пашню брату помогать. Искалъ, искалъ, не нашелъ брата. И видитъ — вся пашня Иванова вспахана. Ну, думаетъ, здсь не осилилъ братецъ. Надо теперь на лугахъ его донимать.

На утро отбилъ Иванъ косу, пошелъ косить. Что за чудо. Камень, гд не было. Перервалъ косу. — Пошелъ домой, взялъ другую, коситъ — спутано. Сталъ заходить со стороны — ржетъ и рветъ. Изрзалъ всего чорта. Осталась длянка въ болот и ту выкосилъ, хвостъ отрзалъ. «Ишь ты, козюля мохнатая». Бросилъ. Видитъ куцый чортъ — не осилилъ, пошелъ рожь путать. Взялъ серпъ Иванъ — выжалъ все. Убжалъ въ овесъ, набралъ кам[ней], легъ спать. Завтра, говоритъ, я ему хоть десять косъ переломаю. Только заснулъ чертъ. Идетъ Иванъ ночью косить. Убжалъ чертъ въ копны. Только заснулъ. На утро запрегъ Иванъ лошадей, похалъ возить. Сталъ кидать снопы, прицлился вилами два снопа сразу подхватить — сунуль, поднялъ — глядь, на вилкахъ что то черное. Попалъ въ жопу чорту. — Ты, говорить, опять тутъ.