— Только мы будем не просто колесить, — велела она, устроившись рядом с Анжелой сзади, — а поедем в магазин, потому что из-за тебя я после работы ничего не купила, а поблизости ни одного магазина.

— Как прикажешь, госпожа, — Максим завел машину.

Ночью Таня проснулась от всхлипываний. Анжела тихо плакала.

— Что у тебя болит? — подскочила Таня к ее кровати.

— Ничего, — ответила девочка.

Таня села к девочке на кровать, и обняла ее. А потом взяла ее на руки и перенесла в свою постель. Они уснули обнявшись — две маленькие песчинки в океане города.

Анжела стала приходить к Тане спать каждую ночь, Таня надеялась, что это не войдет в привычку и, когда родители приедут, все вернется в свое русло.

Люда с Виталием приехали, как и обещали, в воскресенье утром. Таня рассталась со своей подопечной, от радости при виде родителей тут же забывшей о Татьяне.

Дома на письменном столе в трехлитровой банке с водой стоял большой букет гладиолусов. Таня остановилась на пороге комнаты, залюбовавшись цветами. К гладиолусам она относилась без того душевного трепета, который вызывали некоторые другие цветы. Они ей казались какими-то слишком практичными, что недостойно истинной красоты. Особенно ей почему-то не нравились багрово-красные цветы, излишне драматических расцветок. Было в них что-то агрессивное. Но нежные тона этого букета заставили ее прийти в восторг. Восхищенная, она подошла поближе рассмотреть это чудо. Гладиолусов было девять: два белых, два бледно-сиреневых, два розовых с белыми прожилками, два чисто розовых и один оранжевый, с желтой бахромой. За банкой стоял листок бумаги, согнутый пополам и поставленный на ребро. Это была записка. Таня не хотела брать ее в руки. Наверняка, что-нибудь вроде: «Жди в пять». Если Максим не предупреждает о своем приходе, это, конечно, мучительно — с тревогой прислушиваться к шагам — замрут ли они перед дверью или проследуют выше по лестнице. Но хоть какая-то степень свободы у нее есть. Ей захотелось вышвырнуть букет вместе с запиской в мусорное ведро. Но на цветы у нее не поднялась рука — уж слишком они были трепетно-нежными. Она взяла листок. За ним пряталась розовато-серая коробка в целлофане. На развороте бумаги было крупно написано: «Это тебе, новорожденная». Она сначала не поняла, что он имел в виду, может, решил, что она все-таки беременна. И только потом вспомнила, что сегодня у нее день рождения. Она взяла коробку в руки. Это были духи «Anais Anais». Настоящие французские духи. Но откуда он узнал? Она сама забыла про свой день рождения.

В дверь позвонили. Таня открыла. Принесли сразу три телеграммы — от мамы, отца и Ольги. Она вспомнила письмо, в котором Оля сокрушалась, что не сможет лично поздравить ее двадцатого августа. В тот день она бросила письмо на пол на кухне, а потом оно снова оказалось на столе. Значит, этот гад прочитал его. Вот почему он ничего не спрашивает про Ольгу. На помойку вместе с цветами следует выбросить и духи. Но вместо этого она распечатала коробку с духами. У нее еще никогда не было французских духов…

Таня привыкла отмечать свой день рождения более чем скромно. Когда она училась в школе, все друзья летом обычно разъезжались на каникулы и в гости приходили взрослые родственники и хорошо, если две ее подружки. Если она сама была в это время в лагере, то там обычно проводили день именинника для всех, родившихся в августе. В университете было еще хуже, когда она была дома, понимала, что с бывшими одноклассниками у нее становилось все меньше общего, и приходили все те же две старые подружки. Но никогда еще не было, чтобы она забыла о собственном дне рождения.

Она пошла в магазин, в холодильнике было пусто, а еще нужно купить что-нибудь выпить — она намеревалась напиться. Но Таня оказалась далека от реалий жизни — она забыла, что спиртное продавалось только с двух. Пришлось идти в магазин еще раз в два часа, там уже стояла огромная очередь. Она решила было отказаться от своей идеи, но потом заметила, что в очереди среди мужиков стоят вполне приличные женщины, и встала в конец очереди, как раз за женщиной лет сорока. Пока они стояли, женщина рассказала ей, что двадцать пятого у нее день рождения, а нужно и домой гостей пригласить и на работе сотрудников угостить, а дают только по две бутылки. Так разговаривая, они подошли к прилавку. Таня купила две бутылки водки, одну отдала соседке по очереди. Та вернула ей деньги.

Дома она поставила бутылку в холодильник и стала готовить ужин. Она приготовила салат и дожаривала картошку, когда пришел Максим. Он занес на кухню белые георгины, шампанское и конфеты.

— Знаешь, я не совсем был уверен, что гладиолусы не окажутся в мусорном ведре, поэтому прихватил вот это, — вместо поздравления сказал он, подавая букет.

Таня нашла вазу и налила в нее воды. Она подрезала черенки и поставила цветы в вазу. Максим открыл холодильник — поставить шампанское и увидел бутылку, купленную сегодня.

— Старые привычки не исчезают бесследно. Тебя уже не тошнит при виде водки?

Таня помотала головой. Максим закрыл холодильник.

— Шампанскому нужно время охладиться, — он увел ее из кухни.

…Разомкнув объятья, Максим повернулся лицом к столу и сказал:

— А ты, смотрю, даже не выбросила гладиолусы.

— Купил? — вместо ответа спросила Таня.

— Да нет, из сада. Вчера ночевал на даче. У матери на этих гладиолусах сдвиг по фазе, насадила три грядки, только место занимают, — в этих грубоватых словах слышались теплые нотки.

— Красивые, — похвалила Таня.

За ужином они пили только шампанское, Максим не дал выпить водки — ей завтра на работу, а когда он ушел, одна она пить расхотела.

На следующий день он пришел около семи. Таня мыла посуду.

— Привет, котеночек. Мне нужно тут недалеко к одному корешу заехать, одевайся, съездишь со мной.

— Зачем?

— А чтобы мне скучно не было. Давай, собирайся быстрей.

Они поехали в район новостройки. Таня ждала в машине, слушая музыку, пока он не выйдет из новой, недавно заселенной многоэтажки.