К такому отношению и к удобствам городской квартиры Женя привыкла быстро, как легко привыкают ко всему хорошему. И к тому, что у нее красивое постельное белье – тоже. Под одним из недавно сшитых для нее наборов белья Женя и спрятала свою покупку.

– Женя! Женя! – Нина Степановна с нетерпением ждала ее возвращения.

– Меня долго не было? – Платова вошла с выражением готовности отозваться на просьбу. – Скучали без меня?

– Не скучала, а не было тебя долго.

– Вам что-то нужно?

– Сядь да поближе, – исхудавшей рукой Нина Степановна указала на стоящий рядом стул.

– Слушаю вас.

– Сколько тебе платят за то, что ты со мной возишься?

– Зачем вам? – Женя скрестила руки под грудью, выпрямила спину.

– Хочу понять, за какие деньги от меня не уходит сиделка.

– Я бы ухаживала за вами и за меньшие деньги, – честно призналась Женя. Она не договорила, что ей просто не хочется возвращаться в родное село, что она бы осталась даже за еду и крышу над головой. А тут такая удача: полный пансион, еще и денежки платят исправно. Сумма за три месяца накопилась побольше той, что она у Глашка занимала.

– Ухаживать за коровами хуже, чем за парализованной старухой?

– Зачем вы так, – смутилась Платова. Она услышала то, о чем сама не раз задумывалась и старалась забыть, так и не дав ответ.

– Что тебе нужно от моего сына? – Нина Степановна сдвинула брови и вперила в Женю острый взгляд.

– Не понимаю вас…

– Все ты понимаешь. Глаз на него положила, так и скажи.

– Да он мне в отцы годится, как вам не стыдно! – искренне возмутилась Платова. Она подскочила, но Нина Степановна остановила ее повелительным жестом.

– Ты не прыскай, молодка. Я ведь тебя не ругать, а поддерживать буду!

– Как это? – почувствовав слабость в коленях, Женя резко опустилась на стул.

– Если ты поможешь мне избавиться от Влады, я смогу быть благодарной, – прошептала Нина Степановна.

– Избавиться? Ничего себе… Я пойду.

– Не пойдешь, а будешь меня внимательно слушать, – нахмурилась Нина Степановна. – Тебя мне сам Бог послал, чтобы избавиться от той, которая разрушила жизнь моего единственного сына.

– Вы не то говорите.

– Нет, милая, я знаю кому и что я говорю.

– Вы меня пугаете. Я больше не хочу слушать.

– А ты не спеши пугаться. Ты лучше посмотри на это. – Нина Степановна потянулась к одному из ящиков комода, что стоял у изголовья ее кровати. Открыв, достала небольшой бархатный мешочек когда-то красного цвета, а теперь вытертый, полинялый. Непослушные пальцы никак не могли развязать узел, поэтому Нина Степановна протянула мешочек Жене: – Открой и посмотри, что у меня есть.

Легко справившись с узлом, Платова дрожащими от волнения пальцами развязала мешочек. Правда, еще до того, как она увидела его содержимое, Женя знала, что в нем хранится. Зря, что ли, она прочитала столько книг. Еще секунда, и она увидит богатство той, у которой больше нет повода, нет желания надевать такую красоту.

Интуиция Женю не подвела. Жемчужное ожерелье прохладной змейкой легло на ладонь. За ним из мешочка выпали два кольца, пара сережек, цепочка с подвеской. Женя никогда в жизни не видела такой красоты. Одно дело книги, совсем другое реально осязаемое великолепие. Камни сверкали даже при неярком свете бра, которое Нина Степановна с некоторых пор предпочитала верхнему освещению.

– Ну, как тебе? – спросила она, решив, что прошло достаточно времени для любования.

– Очень красиво, – прошептала Женя.

– Я давно перестала носить украшения. Иногда достаю, любуюсь и снова прячу. Такого больше ни у кого нет. Это авторские работы. Все это я отдам тебе, если ты поможешь мне избавиться от этой мерзавки ресторанной, искалечившей жизнь моего единственного сына. Кто в наши дни по таким заведениям ходит? Торгаши, спекулянты. Вот это ее компания, а рабочему человеку, человеку честному в ней не место! – зло сощурившись, сказала Нина Степановна. – Откуда она взялась на его голову?!

– Но ваш сын любит ее.

– Околдовала она его. Как иначе объяснить, что парень с высшим образованием с посудомойкой роман закрутил! Не обошлось без черной магии. За то расплата – Бог детей не дает. И не даст уже, сердцем чувствую. Шалавой была, материнство прогуляла, по подпольным абортариям разбросала.

– Какие страшные слова вы говорите.

Женя сложила соблазнительно сверкающие драгоценности и медленно встала. Больше она не намерена слушать бред страдающей от собственного бессилия старухи. Надо же, кто бы мог подумать, что в ней столько злобы и ненависти. Божий одуванчик, требующий внимания, поглощающий его в неограниченном количестве от Баринских, Жени, старых и верных подруг, словно по графику проведывающих ее. Всегда капризная, немного мрачная, в последнее время Нина Степановна стала мягче, внимательнее. Куда-то подевалась ее рассеянность. В ее глазах Женя встречала готовность откликнуться на проявленную заботу. Оказывается, все это было искусной игрой, подготовительной кампанией перед решающим ходом.