– О чем речь? – в кухню вошел Геннадий Иванович. Он нехотя услышал последнюю фразу жены.

– Женя устала, – Влада повернулась к мужу. – Ей нужно отдохнуть от нас.

Платова так и не повернулась. Она пыталась придать своему лицу выражение бесконечной скорби. Она приказывала себе заплакать, но сделать это по заказу оказалось не так-то легко. Тогда Женя представила, что снова окажется перед необходимостью возвращаться домой. Слезы сами полились из глаз. Не сдерживая их, Женя повернулась.

– Да что случилось? – Баринский подошел, обнял ее. – Успокойся, пожалуйста.

Женя подалась к нему всем телом. Она знала, что сразу он ничего не поймет, ничего не почувствует. Он смотрит на нее, как на взрослую дочь, не допуская в мыслях иного общения. Но должна же она с чего-то начать? К тому же ей были интересны собственные ощущения. Кажется, ей понравилось. И его нежное прикосновение, и твердость мускулов, и терпкий запах одеколона. Внизу живота разлилось приятное томление, жар. От удовольствия Женя закрыла глаза, а когда открыла, встретила растерянный взгляд Влады. Баринский, не замечая происходящего, взял Женю за плечи, посмотрел ей прямо в глаза.

– Ты не должна так огорчаться. Если у вас не складываются отношения, мы будем искать другую сиделку.

– У нас нормальные отношения, – всхлипнула Женя. Нужно было срочно изменить смысл разговора. – Просто, просто… Ваше отсутствие… Оно казалось вечным. Однажды я уже ждала своих родителей, а они не вернулись.

– Боже! – Влада прижала кончики пальцев к вискам, покачала головой. – Все зашло слишком далеко. Бедная девочка. Гена, что ты молчишь?!

– Я боюсь сказать что-то лишнее, обнадеживающее, хотя очень хочу сделать это.

– Хочешь, но боишься? – Влада нервно засмеялась. – Это в твоем стиле.

– Иди отдыхай, Женя. Отоспись, завтра утром не вскакивай. Мы справимся сами. – Баринский дождался, пока Платова вышла из кухни, и обратился к жене. – Что с твоим лицом?

– С моим лицом? Оно смазано кремом. Ты имеешь в виду блеск?

– Я имею в виду выражение.

– Давай выпьем чай, – меняя тему, Влада отрезала Геннадию кусок бисквитного рулета. – Попробуй. Женя отлично готовит.

– Я знаю.

– Лучше меня готовит.

– Ты бываешь справедливой, – жуя рулет, заметил Баринский.

– Например, когда говорю, что мы заигрались в близкие отношения с чужим для нас человеком.

– Пойдем спать, – улыбнулся Баринский.

– Гена, это очень серьезно.

– Конечно, – Геннадий подошел и поцеловал жену в уголок рта. – Пойдем, наш уик-энд должен получить логическое завершение.

Чуть позднее Баринский покрывал благодарными поцелуями лицо Влады. Ему всегда было так хорошо с этой женщиной. Хотя в его жизни были мимолетные интрижки, ни одной из них он не придавал особого значения. Они не имели для него важности, потому что любил он только одну женщину – свою жену. К ней он и возвращался из объятий любовниц, существовавших для него только в миг наивысшего наслаждения.

Потом ему было неловко. Не от самого факта измены, а оттого, что была необходимость еще какое-то время играть в благодарность, преступную нежность, внося в уже завершившиеся отношения элемент мелодрамы. Переступая порог своего дома, Баринский играл роль преданного заботливого супруга, что ему вполне удавалось. Влада, казалось, ничего не подозревала. Чувство вины заставляло Баринского с еще большей нежностью обращаться с ней.

Жену он считал женщиной, с которой ему предстоит встретить старость. Он успел смириться с отсутствием детей или делал вид, что смирился. Как все мужчины не желал верить в то, что причина их бездетности в нем, в его слабом семени. От обследования категорически отказался, предоставив Владе полную свободу в походах по бесконечным консультациям, сдаче анализов. В глубине души хотел, чтобы однажды жена призналась в собственной неспособности забеременеть. Но и в этом случае она была для Геннадия вне конкуренции. Он не мечтал о серьезных отношениях с другой женщиной. Его чувства к Владе все еще были свежи, искренни. Он не хотел ничего менять. Знал Геннадий и то, что это исключительно его мнение. Мама невестку называла поварихой. Влада молча терпела нелюбовь свекрови, но и сама душу на распашку не раскрывала. То, что Женя нашла общий язык с Ниной Степановной, казалось Баринской чем-то невероятным. Взбалмошный характер свекрови, отягощенный болезнью, вдруг сгладился, стал более миролюбивым.

– Как это могло произойти? – поздно вечером, когда в доме уже воцарилась тишина, Владе не спалось. Она отложила книгу и повернулась к засыпающему над медицинским журналом мужу. – Здесь что-то не так.

– О чем ты?

– О том, что молоденькая девочка смогла найти подход к Нине Степановне.

– Ничего удивительного, по-моему. Ты же знаешь: старики и дети всегда говорят на одном языке. К тому же эта девочка очень старается.

– Ты забываешь, что твоя мама нездорова, а Женя никогда раньше не попадала в такую ситуацию.

– Откуда нам знать? – задумчиво произнес Баринский. – Нам известно только то, что она посчитала нужным рассказать. Ясно одно: жилось ей несладко.

– Гена, а тебе не приходило в голову, что она не так проста, как хочет казаться?

– Ты не поверишь, я настолько ей доверяю и сам не знаю почему, – окончательно проснулся Геннадий.

– Ты как порядочный человек решил, что она будет тебе признательна до гроба. – Влада наклонилась и прошептала мужу на ухо: – Что, если она скрывается у нас!