Изваяния были самые разные. От тонких пластинок из льда, до объемных персонажей фольклора из снега. В прошлом году действительно такого не делали. Как и в позапрошлом. Были какие-то снежные композиции, но ничего выдающегося. А нынче отстроили даже снежный теремок, правда детский.

Мигали гирлянды, кто-то пел в микрофон, народу было не проломись. Мы всё кружили вокруг, а я искоса кидала на домик взгляды и наконец, когда дети его освободили, залезла внутрь сама. Было прохладно.

Дмитрий Николаевич зашел немного погодя и со вздохом опустился на ледяную скамейку. У него была дубленка на заднем сидении, но он её не надел, предпочитая мерзнуть в осенней куртке. Что за демонстрация богатырской стойкости?

— Ты замерз, — это была констатация факта.

Бывший натурщик издевательски приподнял брови, но ничего не сказал. Съежился от холода. Я пошарила по карманам пуховика и достала несколько конфет «Малышка».

— На, — протянула одну Дмитрию — Там загадка на обертке должна быть.

И принялась разделывать свою.

— «Новоселье у скворца, — прочитал натурщик — Он ликует без конца… Чтоб у нас жил пересмешник, смастерили мы…».

Он повертел фантик:

— Дальше не написано.

Я не сдержала злодейский смешок, но вовремя откашлялась:

— Там всего одного слова не хватает и это и есть разгадка, — проинформировала тоном строгого учителя — Конфеты — детские.

— А, — Дмитрий потёр раскрасневшееся лицо рукой.

Свою я прочитала про себя. Удивительно, сама конфета мне не очень нравилась, да и загадки были идиотскими. Зачем же я их покупала? Тряхнуть стариной? Чтобы вскрыть и осознать, что такая шарада мне уже в сотый раз выпадает? Лишний раз полелеять своё прокаченное постоянство?

Натурщик проворно отобрал у меня фантик:

— «Не сосите сорванцы ледяные леденцы, сам глотаю я пилюльки, потому что ел…», — и уставился на меня.

— Сосульки? — подыграла.

— Наверное.

Нет, этого уже вряд ли можно вылечить. Но чисто из любопытства, я решила попробовать добить бизнесмена окончательно. Криво улыбнувшись, я вытащила стратегически припасенную на черный день конфету Nestle. Дмитрий покрутил её в руке, развернул, отправил съедобную составляющую в рот и таки вчитался в надпись внутри обертки:

— «Страус не умеет летать. Зато отлично бегает. Будь самим собой».

И уставился на меня.

А что я? Берусь за живот и глотаю смешки.

Не знаю, сколько времени прошло, какая-то мамаша выставила нас из теремка звонкими криками об оккупации детских территорий взрослыми «жопами». Мы спокойно перенесли эту волну негатива. Я так вообще ещё не отошла от «страуса».

Дело дрянь, конечно. Чем дальше общаешься с неадекватным человеком, тем быстрее его патологическое поведение начинает казаться нормой. Это происходит помимо воли и здравого смысла. Видимо, товарищ Паньков неплохо постарался, если тараканы Дмитрия мне казалась совершенно незначительными. На самом деле, всех можно понять. И психов, и убийц и каннибалов. Понять и принять такими, какие они есть. Другие дело — нафига оно надо? Тем более, во вред себе, что очевидно.

Пока есть силы, надо уходить.

Остановившись рядом со снежным зайцем, я оглянулась на своего компаньона:

— Дмитрий, мне надо идти. Спасибо за вечер.

Бизнесмен растерялся. Его красные от мороза щеки и нос выглядели весьма живописно.

— Так рано? Мы же только…

— Нет. Мне надо идти. Сейчас.

Доктор Лайтман во мне снова дал о себе знать. Я успела отскочить на метр, прежде чем клешня бывшего натурщика схватила бы меня за плечо.

— Настя… — предупреждающе прошипел, выдыхая пар.

Если этот псих думал, что назвав меня по имени, каким-то образом сократит нашу психо-эмоциональную дистанцию, то очень ошибался. Из его уст моё имя звучало как-то чуждо.

— У нас ничего не получится. Прости.

И убежала. Благо, скрыться в толпе с моим ростом было до крайности просто.

У подъезда никого не было.

Пёс снова сделал это.

Быстренько вымывшись и перекусив блинами, я выбежала с ним на улицу. Вместе мы пропололи все местные сугробы. Омск никогда не отличался особо суровой зимой. В — 25 начальные классы уже могли не ходить в школу. Вот и сейчас, температура была едва за пятнадцать ниже нуля. Достаточная, чтобы снег падал и не таял, но ещё не настолько низкая, чтобы одевать шубы или дубленки.

По дороге обратно, я позволила себе присесть на лавочку и взглянула на часы.