– Куда гр-р-рубияну жениться на молодой девице! Я груб и не гак уж силен, то ли дело – он. Огонь, rp-p-розная сила! Его бы и пр-р-росила.

Королек и королиха полетели тихо-тихо к холму, нет – к большой горе, где в своем дому, в костре, сверкал красавец жених, страшась, не спалил бы их.

Прилетели и попросили:

– Мы знаем о вашей силе. Пожалуйста, нас не спалите и не ослепите.

– Если вы с добром – не спалю, если со злом – ослеплю.

– Вы, дон Огонь, всех сильней, будьте же мужем ей, доченьке-невеличке, синей птичке…

– И поскорее, сейчас!

– Знаю я вас! Да, я очень силен, красив, блестящ и умен, но еще при этом богат, истинный клад. Видите, угли сверкают, золотом ослепляют. Кто ж я ей – милый друг иль богатый супруг?

– Она вам скажет сама.

– Ах, я от вас без ума! И все ж на мне может жениться лишь очень сильная птица.

– Какой еще тебе силы? – донья Клара спросила. – Он лучше всех, всех богаче.

– Нет, маменька, все иначе. Да, он силен, он сверкает, но недолго пылает. Посверкает – и все, угас!

– Ах, вот я вас!

Дон Огонь рассердился, обиделся, разъярился, стал Клариросу бранить, деревья палить, но тут зачирикал кто-то на кустике у болота.

Прекрасная птичка пела, на дона Огня не глядела, потом – полетела, а прямо-прямо за ней, воскликнув: «Вот кто всех сильней!», полетели и наши друзья, птичья семья.

Кларироса остановилась, перед нею небо открылось, и нежный голос изрек:

– Я, король-королек, сильнее всех птиц летучих, дождя, молнии, тучи, грома, ветра, огня – взгляните-ка на меня! – и самого Урагана.

Свадьбу справили рано, и не в храме венчались, в небе качались на голубых качелях, играли, летали, пели две прекрасные птички, корольки-невелички.

Зеленый голубок

Донья Голубка, сизая шубка, и дон Голубок, большой щеголек, свили гнездо во дворике, при маленьком домике, под самой крышей, где тише.

Жили-жили, но вот у Голубки схватило живот, дон Голубок дал ей шлепок, и сизая птичка тут же снесла яичко, круглое, белое, маленькое.

Донья Голубка сидит на яичке, дон Голубок несет своей птичке то мошку, то крошку, то лепешку и гладит ее, голубит, нежно целует.

Из яичка вышел птенец, собой молодец. Мать его приласкала, нежно поцеловала, отец – подогнал, чтоб он скорей вылезал.

Потолковали с кумом, крестины справили с шумом, пили да ели, песенки пели, плясали, летали и над птенцом ворковали. А потом Голубок посадил его на сучок какого-то деревца, такова уж воля отца.

– Вот и еще яичко! – вскричала юная птичка. – Дадим его маме, а надо- поможем сами, я очень-очень хочу братца или сестричку.

Однако дон Голубок был чрезвычайно строг:

– Это просто лимон. Посуди – на что же мне он? Зачем нам трудиться, возиться с ненастоящей птицей?

Птичка плачет и стонет, Голубя просит-молит. Услышал кум: «Эй, что за шум»?, слышит кума, летит сама, а птичка твердит свое: «Это яйцо – мое! Сорвите его, ур-ру, а то умру!»

Донья Голубка, сизая шубка, ничего об этом не знала, она по утрам летала в церковь, в большой собор, ибо с недавних пор слушала службу с колокольни, но вдруг решила: «Довольно!»- и вернулась в самое время, чтобы поспорить со всеми.

Отряхнула мокрые крылышки, погладила мужу перышки, поглядела, нет ли вошек, птичьих блошек, и начала:

– Что тут у вас за дела?

– Вот нехороший птенец, глупец и наглец! – вскричал дон Голубок. – Ты подумай, никто не смог его убедить, уговорить, что это – просто лимон! Требует он высидеть птичку, братца или сестричку!

– Господь с тобою, дружок! Из лимона голубок не вылупится никогда!

Ну, что за беда! Прямо как будто в школе, а не на воле! Спорят, бранятся, орут!.. Да и зовут нашего птенчика странно – представьте, Гераньо, когда у других имена красивы – Бенавидес, Монтехо, Гарсиа…

Маленький Голубок, истинный щеголек, красные лапки, синие глазки, летал-летал, рыдал-страдал, чуть крылья не обломал, а вернулся – Голубка спросила:

– Сынок, что с тобою было? Отец уж устал летать, тебя искать.

– Ах, мама, я видел: в гнезде, в таком же, как и везде, лежит небольшой птенец, зеленый, как леденец, вышел он из лимона против всякого закона.

Голубка перепугалась, совсем бы растерялась, но тут прилетел Голубок, он во всем разобраться мог и, хоть устал, очки достал, как тут очки не надеть, надо ведь разглядеть, что же в семье творится, чего хочет птица.