– С чего это вдруг?

– А ты подлети, послушай сердце мое и душу. Птенец плоду закричал:

– Если б я только знал, где же твое ученье! Какое уж тут терпенье!

– Ученье – в сердце, внутри. Иди и смотри. Донья Перикита хитра, умна, мозговита.

– Вот шесть муравьев идут, соврать не дадут.

Птенец уже и не рад – плоды ведь не говорят. Он про ученье забыл, крыльями глазки прикрыл, сидит, молчит, гадает, ничего не понимает; а донья Перикита (ни чуточки не сердита) тихонько усмехнулась, мыслям своим улыбнулась, вспорхнула и улетела, только и дела. Остались плод и птенец, да в сторонке -отец. Плод лежит на лугу.

– Ох, больше не могу! – стонет птенец, надрывается, ужасно сокрушается. – Говори со мной, не молчи, словно сова в ночи! А то я тебя склюю, просто убью!

Птенец за дело принялся, но, сколько он ни старался, плод молчал и молчал, больше не отвечал. Ни слова не говорит, лежит себе и лежит, а мякоть клочками летит, птенец клюет, надрывается, очень старается, да еще и бранится. Нет, что за глупая птица!

Плод на это ни слова. Птенец снова и снова клюнул, рассердился, совсем разъярился, а плод как молчал, так молчит, ни слова не говорит.

Но вот наконец увидел упрямый птенец какую-то круглую штучку, темную, словно тучка. «Что это, сердечко?»- спросил и клюнул что было сил. А потом поневоле, от страшной нежданной боли, запищал, закричал, заметался, ужасно испугался.

Перикита к нему спешит:

– Прости, сынок, что за вид?

– Ох, все у меня болит! Я думал, что сердце – пламень, а у этого – просто камень. Какое уж тут ученье, одно мученье! – охал-стонал птенец, но тут подлетел отец и сказал:

– Дорогой сынок, это и есть урок, это и есть ученье. Перетерпи мученье!

– Эй, кто стучится?

– Черные птицы. Поскорей открывай!

А дверца в рай не открывается шибко. Так, еле-еле, вроде щели, словно улыбка.

– Прошу, заходите, – привратник сказал и наказал:- Но не шумите и не сорите.

Птицы проворно вытерли лапки, поотряхнулись, переглянулись и сняли бы шапки, если бы их носили. Потом спросили:

– Простите, кто вы такой?

Привратник, немолодой, с большой бородой, ответил просто:

– Я Петр апостол. Сюда, любезные господа, поставил меня сам Бог, чтобы я рай стерег.

– Нельзя ль туда заглянуть?

– Можно, добрый вам путь. Только, чтобы войти, сперва заплати.

– Мы принесли табачок, – и, развязав платок, не слишком чистый, предъявили табачные листья.

Донья Птица спросила: – Тут престолы, власти иль силы? – Все, все тут есть, ангельских сил не счесть.

– А сам ты какая сила? – птица опять спросила. Петр не ответил, может – не заметил, а муж прогремел как гром:

– Он апостол, зовут Петром! Птицы к двери идут, вопрошая:

– А Бог-то тут? – Тут, как и везде – на земле, на воде… .. – Нет, на небе он есть? Может, окажет честь?

– Есть, как не быть! Идите. Ангелы, проводите.

Ангелы мигом явились, птицы приободрились, очень уж хороши, услада для души! Сто крыльев, сто ножек, сто ручек, и все из розовых тучек. Какой же тогда сам Бог, дон Птиц представить не мог и решился вопрос задать:

– Можно его увидать?

– Собственно, он невидим. Но вы не бойтесь, не беспокойтесь, мы вас в раю не обидим. Взгляните-ка на меня: нет дыма без огня. Мы с Богом – словно огонь, лучше ты нас не тронь, но мы вас, птиц, очень любим, обласкаем и приголубим.

Птицы стали бодрей.

– Летим же тогда скорей! Прилетели и попросили:

– Боже, при всей твоей силе, что тебе стоит помочь? Нам больше невмочь вечно траур носить, черными быть, черными крыльями бить, душу томить. Мы тоже хотим светиться, как белые птицы.

– Когда я вас создавал, я, поверьте, все это знал. Что же вам надо? Но если такая отрада, такая большая награда белые перья носить, так тому и быть! Я – Господь, я – и слуга. Зачем наживать врага? Только вам ни к чему белый цвет, вы с ним натерпитесь бед.

Вот птицы белыми стали, запорхали, защебетали и у Бога-отца попросили еще птенца.

Птенец получился белый, красивый, сметливый, смелый, отец его не стыдился, напротив, очень гордился.

Верь ты или не верь, а в небесную дверь ангел с Петром глядели, очень узнать хотели, как там птицы летают, как поживают. И видят: птичья стая, белизною своей блистая, словно ангелы порхает, песенки распевает. Но что это? Взрослые птицы стали с неба валиться. Друг друга не замечали, в небе не различали, толкали, убивали и сами потом страдали. Бедные вдовы рыдали: