— Помню вас в Майкопе семьдесят третьего! — сказал ему, пожимая руку во Дворце спорта в Лужниках, куда пригласил меня Арамбий Хапай, один из бывшей коблевской гвардии.

— Хорошо, что хоть кто-то помнит, — отозвался он вроде бы шутливо, но с печальной улыбкой. — Спасибо!

На тех, «перед Тегераном», сборах я не пропустил, считай, ни одной тренировки, в пединститутский зал ходил как на работу. Любимую!..

Конечно же, наши должны были привезти из Ирана если не все «золото», то большую его часть — определенно, и каких только наставлений не получали борцы от тренеров.

— Наверняка там будет много патлатых, и это хорошо для нас, — говорил один тоном приказа. — Вместе с воротником у «патлачей» покрепче прихватывай волосы!

— У меня будет список травм противника, — объявлял другой. — Каждый перед схваткой должен с ним познакомиться. Правая нога — жми ему на правую ногу. Левая рука — доламывай ему левую… всё ясно?

Якуб говорил своим:

— Обо всем об этом даже не вспоминайте — выкиньте это из головы. Настоящий борец, тем более — настоящий адыг, никогда до этого не опустится!

Уже испытавший на себе подлость «кишлачных» приемов «того, чье имя не называем», как искренне, как трогательно я был Якубу благодарен!

Пожалуй, это он тогда заронил во мне семечко тех размышлений, которые, годами неслышно развиваясь во мне, нарастали, бывало, до такой степени, что мне временами хотелось бросить всё остальное и тут же усесться за рассказ, за повесть… или об этом должен был написать непременно черкес?

Написать о том, что общепризнанные успехи адыгейских самбистов и громкая их, всемирная слава — всё это как раз и есть исторический отголосок того самого, скрытого в темени прошлых времен поединка между касожским богатырем Редедей и русским князем Мстиславом… Осознанно ли воспринимаемый отголосок? Или на уровне подсознания? Но, без сомнения, — благодатный. И полной мерой свыше дается не тому, кто больше всего остального озабочен лишь собственной персоной. Тем, кто — славой отчей земли…

Тут мне впору — на манер адыгского плача — горько посожалеть о непростой судьбе этой земли и разобщенности её коренных насельников, которая черной лентой в судьбу эту вплетена… Не стану в подтверждение этого приводить обидные для всякого черкеса слова почитаемого в этих краях просветителя Адиль Гирея Кешева об «адыгском племени». Лучше обратимся к известной русской поговорке о том, что «два медведя в одной берлоге не живут».

А ведь сколько среди черкесов своего рода «медведей»: людей неординарных, не на одну колодку — всяк на свою особицу — сработанных. И каждый должен быть первым: ну, прямо-таки — пренепременно!

Когда в Адыгею приехал Владимир Путин, знаток боевых искусство и строгий ценитель, сам опытный самбист — ну, в доску свой в этом смысле, — то рядом с ним телевизионная хроника снимала уже не первоучителя Якуба Коблева, нынешнего ректора Института дзю-до, а давно оттеснившего его от «госпожи Удачи» Арамбия Хапая, трехкратного чемпиона мира по самбо, тоже успевшего к этому времени воспитать целую плеяду великолепных борцов и самого яркого из них — одиннадцатикратного чемпиона мира Мурата Хасанова, тяжеловеса. Давно уже бессменного капитана сборной России.

И ценю, и люблю обоих: и Якуба, и Арамбия. И с обоими открыто дружу.

Полтора десятка лет назад мне довелось составить своего рода «кодекс чести» для элитного «Клуба делового и дружеского общения». Впоследствии Клуб распался, о чем я потом с горечью написал в рассказе «Национальная элита», где этот кодекс приведен полностью. Так вот, один из параграфов кодекса гласит: «Никто не мешает тебе поддерживать хорошие отношения с теми, кто враждует между собой, и вести себя при этом вполне порядочно. Если я предназначен служить орудием обмана, сказал Монтень, пусть это будет, по крайней мере, без моего ведома».

Ах, если бы это золотое правило соблюдалось не только в маленькой Адыгее — во всей большой России, где сбиваться в стаи и насмерть загрызать чужаков стало общепринятой нормой!

Как всякий поймёт, это совсем не о спорте.

О нашей жизни вообще.

Но не потому ли мы с такой жадностью глядим на поединки в спортивном зале, что поединщики как раз и хранят для нас с вами святые некогда, хоть и жестокие во все времена, законы полузабытого нынче рыцарства?

Об этом уже писал. Как увидались с Арамбием однажды в Майкопе, когда я давно уже обосновался в Москве, и он спросил привычное в таких случаях: мол, где остановился?.. Извини, отвечаю, но что делать: тут ведь живет мать жены… «И ты?! — отшатнулся от меня Арамбий. — Живёшь у тёщи?!»

Зять у черкесов — самый малоуважаемый среди остальной родни человек. Зять, живущий в доме у тёщи — вообще позор.

— Всё, пошли! — решительно взял меня чуть повыше локтя Арамбий, как младший, сразу пристраиваясь слева. — Тут у меня рядом машина, поедем сейчас — заберешь свои вещи. Будешь жить у меня в кунацкой…

— А жена? — спросил.

— Это как ты решишь. Захочешь, бери с собой. Нет — будет приезжать к тебе. Или ты — к ней…

— Когда тёща уйдет на рынок?