[91]

вающаяся ни на какой данности; в тот самый момент, когда становящийся человек разрушилсвойственные всей предшествующей ему животной жизни методыприспо­собления к окружающей среде и избрал противоположныйпуть — путь приспособления открытого«мира» к себе и своейставшей органически стабильнойжизни; в тот самый момент, когда человек поставил себя внеприроды, чтобы сделать ее предметомсвоего господства и нового — худо­жественного и знакового — принципа,— именно в этот самый момент человек должен былкак-то укоренить свой центр вне и по ту сторону мира .Он уже больше не мог осознавать себя простым «членом» или простой «частью» мира, над которым он столь смело себя поставил!

После этого открытия контингенциимира и — как уди­вительного случая — ядра своего бытия, ставшего теперь эксцентричныммиру, у человека было две возможности поведения. Во-первых, он мог удивиться 39 этому и при­вести в движение свой познающий дух,чтобы постигать аб­солютное и входить в него — это исток всякой метафизики.Лишь очень поздно выступила она в истории и только у немногих народов. Но человек, из неодолимого порывак спасению не только единичного своего бытия, но прежде всего всей своей группы, на основе и при помощи колос­сального избытка фантазии,заложенного в нем изначаль­но в противоположность животному, мог населять эту сферу бытия любыми образами, чтобы спасаться подих властьюпосредством культа и ритуала, чтобы иметь «за собой» какую-то защиту и помощь,ибо в основном акте своего отчуждения от природы и опредмечивания приро­ды—и в одновременном становлении его самобытия и самосознания — он, казалось, погружался в чистое Ничто.Преодоление этого нигилизма в форме такого спасения, оплота и есть то, что мы называем «религией». Первона­чальноона является групповой и «народной» религией и лишь позднее, вместе с возникновением государства, становиться «религией, имеющей личного основателя» (Stifterreligion) . И сколь несомненно, что мир дан нам сначала как сопротивлениенашему практическомутут-бытию в жизни, прежде чем он дан как предметпознания, столь же несомненно, что всякому ориентированному преиму­щественно на истинупознанию или попыткам такого поз­нания типа «метафизики»исторически должны были пред­шествовать такие образы мышления и представления об этой вновь открытой .сфере, которые дают человеку силу

[92]

утвердитьсяв мире; такую помощь первоначально ока­зывал человечеству миф,а позднее — выделившаяся из него религия.

Возьмем теперь несколько главных типов идей об отно­шении к высшему основанию вещей, которые человек создавал и помещал между собой и высшим основанием, и ограничимся при этом лишь ступенью европейско-мало-азийского монотеизма.Тут мы находим такие представле­ния, как то, что человек заключил «союз» с Богом, после того как Бог избрал народ определенного рода быть его народом (древний иудаизм.). Или: человек, в зави­симости от социальной структуры общества,есть «раб Божий», унижено простирающийся перед Богом, ища подвигнутьего просьбами и угрозами или магическими средствами. В более высокой форме он оказывается «вер­ным слугой» верховного суверенного «господина». Выс­шее и чистейшее представление, которое возможно в гра­ницах монотеизма, доходит до идеи сыновствавсех людей по отношению к Богу-отцу, через посредство единосущного «сына», который возвестил людям Бога в его внутренней сущности и сам, с божественным авторитетом, предписы­вает им определенные верования и заповеди.

Всеидеи такого рода мы должны отклонитьдля нашегофилософского рассмотрения этого отношения — уже по­тому, что мы отвергаем теистическую предпосылку — «ду­ховного, всемогущего в своей духовности личного бога». Для нас основное отношение человека к мировой основесостоит в том, что эта основа непосредственно постигаети осуществляетсебя в самом человеке, который как тако­вой и в качестве духовного, и в качестве живого существа есть всякий раз лишь частичный центр духа и порыва«через себя сущего». Это старая мысль Спинозы, Ге­геля и многих других: первосущее постигает себя самого в человеке, в том же самом акте,в котором человек видит себя укорененным в нем.Мы лишь должны преобразо­вать эту до сих пор слишком односторонне интеллектуали-стскипредставленную мысль в том направлении, что это знаниесебя укорененныместь лишь следствие активноговключения центра нашего бытия в идеальные требованияDeitas и попытки выполнить эти требования, а в процессе этого выполнения — сопроизвести становящегосяиз пра-основы «бога» в качестве возрастающего взаимопро­никновения порыва и духа.Таким образом, местоэтого самоосуществления, этого,

[93]

как бы, самообожения, которого ищетчерез себя су­щее бытие и ради становления которого оно примирилось с миром как «историей»,— и есть именно человек, чело­веческая самость и человеческое сердце. Это единствен­ное место становпеннябога, которое доступно нам, и истин­ная частьсамого этого трансцендентного процесса. Ибо хотя всевещи, в смысле непрерывного творения, каждую секунду порождаютсячерез себя сущим бытием, а именно, функциональным единствомансамбля порываи духа.то все же лишь в человеке и его самости оба (доступные нашемупознанию) атрибута Ens per se *вжи­ве соотнесены друг с другом. Человек есть место встречи..В нем Логос, «согласно» которому устроен мир, стано­вится актом, в котором можно соучаствовать. Таким обра­зом, согласно нашему воззрению, становление бога и становление человека с самого начала взаимно предпола­гают друг друга.Насколько мало человек может достичь своего определения, не зная себя членом обоих этих атрибутов высшего бытия, а это бытие — обитающим в нем самом, настолько же мало Ens а se * *может достичь своегоопределения безсодействия человека. Дух и по­рыв — эти два атрибута бытия (если отвлечься от их только становящегосявзаимопроникновения — как це­ли) — в себе тоже не окончательны: они возрастаютв себе самих в этих своих манифестациях в историиче­ловеческого духа и в эволюции жизни мира.

Мне скажут, и мне действительно говорили, что человек не может вынести неокончательного бога, становящегося бога! Мой ответ в том, что метафизика — не страховое общество для слабых, нуждающихся в поддержке людей. Она уже предполагает в человеке мощный, высокий наст­рой.Поэтому вполне понятно, что человек лишь в ходесвоего развития и растущего самопознания приходит к этому сознаниюсвоего соратничества, соучастияв появле­нии «божества». Потребность в спасении и оплотево внечеловеческом и внемировом всемогуществе,отождест­вляющемся с добротой и мудростью, слишком велика, чтобы во времена незрелости не Сокрушить всеразумные и осмысленные барьеры. Но мы ставим на место этого полудетского, полуотрешенного отношения человека к бо­жеству, как оно дано в объективирующих и потому ук-

[94]

лоняющихсяотношениях созерцания, поклонения, молит­вы,— элементарный акт личной самоотдачи(Einsatz) че­ловекабожеству, самоидентификациюс направленностью его духовных актов в любом смысле. Последнее «действительное» бытие через себя сущего как раз неможет быть предметом,—так же как и бытие другого лица. Можно стать причастным его жизнии духовной актуаль­ности лишьчерез со-осуществление,лишь через акт само­отдачии деятельное, отождествление.Для поддержки человека и как простое дополнение его слабостей и пот­ребностей, которые все время пытаются опредметитьабсо­лютное бытие, оно несуществует. Пожалуй, есть «под­держка» и для нас — это опора на совокупныйтруд по осуществлению ценностей предшествующейистории, нас­колько он уже содействовал становлению «божества» «богом». Не следует только никогдаискать в конечном счете теоретических достоверностей, которые предшество­валибы этой самоотдаче.Лишь в личной самоотдаче открываетсявозможность также и «знать» о бытии через себя сущего.

[95]

ПРИМЕЧАНИЯ

М. Шелер. Положение человека в Космосе

1.Это небольшое сочинение Шелера представляет собой сжатое изложение его главного труда «Сущность человека, новый опыт фило­софской антропологии», который он предполагал выпустить не позд-

[519]

нее начала 1929 г. Работу над книгой оборвала внезапная смерть Шелера. В Предисловии, опущенном нами при переводе (в основном оно включает в себя отсылки к тем же работам Шелера, которые затем снова упоминаются в подстрочных примечаниях), Шелер пишет: «Вопросы: «Что есть человек и каково его место в бытии?» — занимали меня с момента пробуждения моего философского сознания и казались более существенными и центральными, чем любой другой фило­софский вопрос». Однако начало непосредственной подготовки посвя­щенного этому вопросу труда он датирует 1922 г. В это же время Шелер читает в Кельнском университете лекции по основам биологии, философской антропологии, а также по теории познания и метафи­зике. Среди его выступлений и статей этого времени заметный резо­нанс получает доклад «Особое положение человека», сделанный в 1927 г. на заседании знаменитой дармштадтской «Школы мудрости», организованной Г. Кайзерлингом. Доклад произвел ошеломляющее впечатление на самого Кайзерлинга, с его нешуточными претензиями на духовное лидерство (см.: Keyserling Н. Grat. Der Erdbe-herrschende Geist // Der Leuchter. Achtes Buch. Mensch und Erde. Darmstadt: Otto Reichi, 1927. S. 256 ff.) Но текст доклада, напеча­танный в ежегоднике «Школы мудрости», отличается от произнесен­ного. По утверждению того же Кайзерлинга, под влиянием после­дующих выступлений Шелер переработал его, отказавшись от «жест­кой односторонности» (см.: Keyserling H.Graf. Vorbemerkung des Herausgebers // Mensch und Erde. S. 1).