Само собой разумеется, что этот ход мыслей не может остановиться и перед высшим бытием —основой мира. И то бытие, которое существует лишь «через себя самое» и от которого зависит все остальное, поскольку ему приписывают в качестве атрибута дух,не может в качестведуховного бытия обладать изначальноймощью или силой. Скорее, тот другой, второй атрибут, о котором я говорил — «natura naturans» * *в высшем бытии, все­сильный, заряженный бесконечными образами порывдол-

[75]

жен нести ответственность за действительностьи за слу­чайноетак-бытие этой действительности,никогда не оп­ределенное однозначно сущностными законами и идеями. Если мы назовем чисто духовный атрибут в высшем осно­вании всего конечного бытия «deitas» 30 *, то у него, у того, что в этом основании мы называем духом и божеством, нет позитивной творческой мощи. Мысль о «творении мира из ничего» рушится перед этим выводом. Если в бытии «через себя» заложено это изначальное напряжениедуха и порыва, тогда отношение этого бытия к миру долж­но быть иным. Мы выражаем это отношение, говоря: основание вещей, если оно хотело осуществитьсвою deitas, заложенную в нем полноту идей и ценностей, должно было растормозитьмиросозидающий порыв, чтобы самоосу­ществитьсяво временном протекании мирового процес­са — оно, так сказать, должно было смириться смировым процессом, чтобы в нем и благодаря ему осуществитьсвою собственную сущность.И лишь в той мере «бытие через себя самое» становится бытием, . достойным называться божественным присутствием(Da-sein), в ка­кой вечная Deitas осуществляется вчеловеке и черезчеловека в порыве мировой истории.И этот процесс, вневременной в себе, но представляющийсявременным для конечного переживания, лишь в той мере может приблизиться к своей цели — самоосуществлению бо­жества, в какой и сам мир станет совершенным теломвечного духа и порыва. Только в движенииэтого могучего урагана, который есть«мир», порядок форм бытия и цен­ностей может согласоваться с фактическидействующими силами, и наоборот, последние могут уподобиться ему. И в ходе развития может наступить постепенное обращение изначального отношения,согласно которому высшие фор­мы бытия суть самые слабые, а низшие — самые сильные. Иначе говоря: взаимное проникновениеизначально бес­сильного духаи изначально демонического,т. е. слепогоко всем духовным идеям и ценностям порыва, благодаря становящейсяидеации и одухотворению томления,стоя­щего за образами вещей, и одновременное вхождение в силу, т. е. оживотворениедуха — есть цельи предел(Тп-de) конечного бытия и процесса. Теизм ошибочно делает это исходной точкойпроцесса.

[76]

Мы зашли что-то слишком далеко. Вернемся обратно, к опыту более близкой проблемы человеческой природы.В Новое время классическая теория человека нашла наи­более действенную форму в учении Декарта,учении, от которого мы, собственно, смогли освободиться пол­ностьюлишь в самое последнее время. Разделив все суб­станции на «мыслящие» и «протяженные», Декарт ввел в европейское сознание целое полчищетяжелейших за­блуждений относительно человеческой природы. Ведь сам он должен был из-за такого разделения всего окружающе­го мира примириться с бессмысленным отрицанием психи­ческой природы у всех растений и животных, а «види­мость» одушевлённости растений и животных, которую до него всегда принимали за действительность, объяснить антропопатическим *«вчувствованием» нашихжизненных чувств во внешние образы органической природы, а с дру­гой стороны, давать чисто «механическое» объяснение всему, что не есть человеческоесознание и мышление. Следствием этого было не только доведенное до абсурда обособление человека,-вырванного из материнских объя­тийприроды, но и устранение из мира простым росчерком пера основополагающей категории жизни и ее прафеноме-нов. В мире, по Декарту, нет ничего, кроме мыслящих точек и мощного механизма, подлежащего геометричес­кому изучению. Ценно в этом учении только одно: новая автономия и суверенность духаи познание этого его пре­восходства над всем органическим и просто живым. Все другое — величайшее заблуждение.

Сегодня мы можем сказать, что проблема тела и души,державшая в напряжении столько веков, потеряла для нас свою метафизическую важность. Философы, медики, ес­тествоиспытатели, занимающиеся этим вопросом, все боль­ше соглашаются с одной основнойидеей. То, что нет ло­кально определенной субстанции души (предполагав­шейся Декартом), очевидно уже потому, что ни в мозге, ни в других местах человеческого тела нет такого цент-рального места, где сходились бы все чувствительные нервные волокна и встречались бы все нервные процессы. Но совершенно ложно в декартовом учении и то, что

[77]

психическое состоит лишь в «сознании» и связано исклю­чительно с корой головного мозга. Детальные исследова­ния психиатров показали нам, что психические функции, имеющие решающее значение для базиса человеческого «характера», в особенности все, что относится к жизни влечений и аффективности, этой, как мы выяснили, основ­нойи первичной формепсихического,— все это имеет фи­зиологическую параллель в процессах, происходящих во­обще не в большом мозге, а в области мозгового ствола, отчасти в центральной полости третьего желудочка, от­части в таламусе, который как центральный коммутатор опосредует ощущения и влечения. Далее, система желез внутренней секреции (щитовидная железа, половая же­леза, гипофиз, надпочечник и т.д.),способ функциониро­вания которых детерминирует жизнь влечений и аффек­тивность, рост в высоту и в ширину, исполинский и карли­ковый рост, вероятно, также и расовый характер,— вся эта система оказалась подлинным местом опосредованиямежду всем организмом, включая его облик, и той малой частью его жизни, которую мы называем бодрствующим сознанием.Именно тело в целомопять стало сегодня физиологической параллелью душевным событиям, а от­нюдь не только мозг. Больше нельзя всерьез говорить о такой внешней связи душевной субстанции с телесной субстанцией, какую предполагал Декарт. Одна и та же жизнь формирует в своем «внутреннем бытии» психические образы, в своем бытии для другого — телесный облик. И пусть не ссылаются на то, что «Я» — просто и едино, тело же есть сложное «государство клеток». Современная физиология совершенно распрощалась с представлением о государстве клеток, равно как и с убеждением, что функ­ции нервной системы соединяются только суммативно, т. е. не целостно, и строго определены — локально и мор­фологически — в своей исходной точке .Конечно, если счи­тать, подобно Декарту, физический организм своего рода машиной, и при том в духе устаревшего механистического естествознания эпохи Галилея и Ньютона, ныне преодолен­ного уже самой теоретической физикой и химией; если, с другой стороны, подобно Декарту и всем его последова­телям не видеть самостоятельностии точно доказанного приоритетасовокупной жизни влечений и аффектов передвсеми «сознательными» представлениями; если ограни­чивать всю душевную жизнь бодрствующим сознанием, не замечая мощных отщеплений от сознательного. Я целых

[78]

взаимосвязанных функциональных групп душевных ripo-цессов, далее, если отрицать вытеснение аффектов — и не замечать возможных амнезий целых периодов жизни, на­пример, известных явлений расщепления самого созна­тельного Я,— тогдаконечно, можно прийти к ложному противопоставлению: здесь —изначальные единство и простота, там —лишь множество вторично связанных между собой телесных частей и основанныхтолько на них процессов. Это представление о душе столь же ошибочно, как и представление о физиологических процессах в преж­ней физиологии.

В полную противоположность ко всем этим теориям мы имеем теперь право сказать: физиологический и пси­хический процессы жизни онтологически строго тождест­венны, как.предполагал уже Кант. Они различны лишь феноменально,но и феноменальнострого тождественныпо структурнымзаконам и по ритмикеих протекания: оба процесса немеханичны, как физиологический, так и психический: оба целенаправленыи ориентированы на целостность.Физиологическим процессам это свойственно тем больше,чем ниже (а не чем выше) расположены сегменты нервной системы, в которых они протекают, точно так же психические процессы тем более целостны и целенаправлены, чем они примитивнее. Обапроцесса — это лишь две стороны одногосверхмеханического жизнен­ного процесса,— единогопо своему формированию и ан­самблю своих функций. Таким образом, то, что мы называ­ем «физиологическим» и «психическим», это лишь две сто­роны рассмотрения одного и того же жизненного процесса.Есть «биология изнутри» и «биология извне». Биология извне в процессе познания идет от формыкак структуры организма к собственно жизненным процессам,но не должна забывать, что всякая живая форма, начиная от последних различимых клеточных элементов, далее, клет­ки, ткани, органы, вплоть до целого организма, динамичес­ки поддерживается и заново формируетсяэтим жизненным процессоми что в ходе развития именно «формирующие функции», которые необходимо отличать от рабочих функ­ций органов, порождают статическиеформы органичес­кого вещества при содействии физико-химической «си­туации». Эту идею с полным правом поставили в центр своих исследований покойный гейдельбергский анатом Брауз и (с точки зрения физиологии) Э. Чермак 31. Можно сказать, что ныне это представление пробивает себе дорогу

[79]

во всехнауках, которые имеют дело с этой знаменитой проблемой. Прежний «психомеханический параллелизм» — сегодня такой же старый хлам, как и подновленное Лотце «учение о взаимодействии» или схоластическое учение о душе как «forma corporitatis» *.

Пропасть, которую Декарт вырыл между телом и ду­шой, сегодня сомкнулась почти до осязаемого единства жизни.Если собака видит кусок мяса и из-за этого в ее желудке образуются определенные желудочные соки, то это, конечно, совершенное чудо для Декарта, который вычеркнул из «души» жизнь влечений и аффектов и одно­временно требовал чисто физико-химического объясне­ния жизненных явлений, в том числе и по их структурным законам. Почему? Потому чтоон исключил на однойстороне аппетит как импульс влечения,который является условиемоптического восприятия пищи в том же самом смысле, в каком им является внешнее раздражение— последнее, впрочем, никогда не является условием содер-'жаниявосприятия, как думает Декарт, а только .условием здесь-и-теперь-восприятия этогосодержания, существую­щего как часть «образа», совершенно независимо от всякого «сознания»: с другойстороны, потому что он считает образование желудочного сока, соответству­ющее аппетиту, не подлинно жизненнымпроцессом, укорененным в физиологическом функциональном единст­ве и его структуре, а процессом, который идет в желудке чисто физико-химическим образом, совершенно незави­симо от центральной нервной системы. Но что сказал бы Декарт, если бы ему показали результаты Хайдера. согласно которым даже простое внушение поглощения пищи может вызвать такое же действие, как и настоя-.щая еда. Очевидна ошибка — основная ошибка Декарта: он совершенно не замечает системы влеченийу людей и животных, которая опосредуети объединяетвсякое -подлинно жизненное движение и содержание сознания. Физиологическая «функция» по своему понятию есть са­мостоятельный ритмизированный образ процесса, динами­ческая временная фигура, которая не имеет изначаль­но жесткойлокализации, а, напротив, может широко распределятьи даже формироватьсвое функциональное полев наличных клеточных субстратах. Определенная