– Эй, пидор! – окликнул я этот «субъект» не своим прокуренным и пропитым голосом.

Сначала не было никакой реакции ни от одного члена компании, хотя, не исключено, что членов там было не больше, чем в женской бане.

– Ты что, глухой что ли? – сказал я немного громче, удивившись, что хрипота звучит в голове даже слегка забавно.

Легкий взгляд презрения в мою сторону. Этот был немного по-хулиганистее – клетчатая рубашка красно-зеленого цвета, джинсовые шорты с подкатом до колена и короткая стрижка а-ля «спортивная». Я даже подумал, что сейчас этот кадр пихнет своих товарищей, а они направятся в мою сторону, но нет. Всего лишь зыркнув глазами, мол, «не выеживайся, а то схлопочешь» он снова отвернулся к разговору.

В голове мелькнуло правило №2.14 «Нельзя причинять серьезный ущерб психическому или физическому здоровью, лишь легкое воздействие для выполнения пунктов 1.5, 1.7 и 1.10»

Пожалев о том, что, как истинный бомж, не захватил с собой бутылок из помойки рядом с остановкой, я сунул руку в карман и взял влажный ошметок газеты. И, конечно же, я получил огромное удовольствие, когда метнул им в группу молодых людей. В секунду, когда противная бумагоподобная жижа врезалась в роскошно-мерзкую прическу пассажира самого голубого вида, того самого, я разразился таким ржачем, которого не позволял себе, наверное, никогда. Я смеялся над тем, как лицо этого педика искажается сначала от резкого испуга, потом от отвращения, на его глаза уже наползали слезы, постепенно превращали лицо в жалкую маску трусливого ребенка. Кажется, у него даже тональник потек. Я смеялся над тем, как мой хриплый ржач заполняет стены автобуса и возвращается ко мне обратно, не найдя пути наружу.

Смеялся и над жизнью, которая подвела к тому, что функция в социуме, отвратительная, с натяжкой даже работой назвать сложно, вызвала во мне столь яркие и позитивные эмоции. Я казался себе отвратительным, жалким и… и «бесполезным»…

Тяжесть собственных мыслей опускала все ниже, настолько низко, что дрожь в теле становилась ощутимой и сильной, озноб «колбасил» туловище похлеще режущего ветра, хотелось рыдать, хотелось упасть на колени, потом завалиться на бок, в грязь и пыль, стать незаметным и жалким, мерзким, блевать от нервов, от головокружения…

И все это было невозможно совершить в один момент. Поэтому я ржал что есть сил.

– Ты считаешь это смешным? – подошел тот самый «хулиган», который, по-видимому, был не только основной ударной силой компании, но и единственным нормальным парнем на фоне этой женоподобной группы. – Ты считаешь это смешным?

– Мог бы и не повторять, я не глухой, – хрипом вырвалось из моего горла.

Больше не было смысла ничего говорить. Я просто смотрел на собеседника, снизу вверх, стараясь не отводить глаз, хотя в легких осталось еще достаточно смеха, чтобы перевести его в правильное русло и не показать, как мне стало не по себе от тяжелого взгляда. Я никогда раньше не делал ничего подобного и о возможных последствиях не имел никакого представления.

– А ну вставай! – рявкнул на меня «парень в рубашке». Он хотел схватить меня за одежду, но было видно, что ему противно даже участвовать в этом разговоре.

– Мне еще рано выходить. Поэтому, если хочешь, чтобы я извинился перед этим чмом, то придумай что-нибудь получше.

Его лицо кипело от злости, я даже и не догадывался, насколько сильной может быть ненависть у человека примерно моего возраста, если не младше. Но роль должна быть отыграна до конца.

«Тебя могут побить, но, так сказать, опыт подобной „работы“ показывает, что никто не хочет обременять себя более тяжким преступлением с участием, так сказать, „бомжа“, в качестве потерпевшего. Естественно, необходимо соблюдать все правила, чтобы не доводить провокацию до предела» – вспомнились мне слова куратора.

Удар прилетел неожиданно. Еще секундой ранее я вспоминал правила, чтобы придумать выход из сложившейся ситуации, как вдруг – я уже прикладываюсь лицом к стеклу. Не сказать, что я был удивлен, напротив, удивление вызывало лишь то, как долго мешкает мой «собеседник». Удар был достаточно силен, чтобы перемешать все видимое в одну сплошную катавасию.

Рефлекторно, я вскочил на ноги, забыв обо всем – о роли, о правилах, и, уж тем более, о своем внешнем виде, – все это никак не располагало к резким движениям, отчего рывок больше походил на косолапый подъем из ямы. Надо отдать должное «гриму» – парни отшатнулись, стоило им понять, что сейчас возможна короткая, в силу их большинства, потасовка, в которой нужно будет контактировать с «этим»…

Их неуверенность направила меня в правильное русло и, не сказав ни слова, я пошел на выход. До остановки нужно было ехать не меньше пары минут, но я старался не смотреть в сторону обидчиков, хотя в глубине души меня разрывало от смеха, такого же безумного, что я выдал ранее.

Я вышел, когда двери распахнулись у железнодорожного вокзала.

Вокзал встретил меня неистовым гулом, как если бы мою голову засунули в самый эпицентр пчелиного гнезда. Шум не прекращался ни на минуту, наверное, даже ночью. Торговые центры и то пустели с течением времени, когда солнце падало вниз за линию горизонта, ритм города замедлялся ближе к ночи, трафик сворачивался тромбами в клубные и ресторанные районы, но вокзал, это средоточие всех стереотипов современности, продолжал бурлить. Терминал прогонял через себя тысячи людей в день, проталкивая их по всему городу, словно чистую кровь.

По странному стечению обстоятельств, мой обеденный перерыв пришелся на час пик в самом сердце Московского вокзала. Когда я вышел на остановке, то еще немного развлек себя скитанием по окрестностям Московского вокзала в поисках интересных впечатлений.

Утренний опыт был интересным и неожиданным. Странно, как быстро я нарвался на неприятности, оказавшись даже не в битком набитом автобусе, ведь сейчас меня выкинуло в эпицентр событий, в столпотворение сродни Вавилонскому, где все прохожие говорят по-своему – десятки разновидностей сленга, наречия предпринимателей и бизнесменов, мат, иностранные языки…