Что с Йоханном? – поинтересовалась он.

Откуда мне-то знать? – ответила она.

Каждый раз, как я пытаюсь натянуть его поводок, он идет и прячется за твою юбку. С чего бы это?

Пока я получаю ежеквартальные отчеты, я как можно меньше связываюсь с тем… чтобы там Йоханн не делал, – объяснила она.

Моя дочь решила обследоваться в институте.

Резонно, – сказала она.

Пока я жив, этому не бывать.

Ты так на меня смотришь, словно я должна отстаивать что-то, что меня вообще-то совсем не касается.

Как насчет попытки купить мою долю? Это тебя касается.

Если кто-то хочет тебя выкупить, для меня это новость, – безразлично сказала она.

Когда ты врешь о чем-то, что я знаю, ты знаешь, во что именно ты хочешь заставить меня поверить?

Она поднялась, подошла к стене кабинета, взяла там бутылку скотча.

Из того, что я видела, люди верят именно в то, во что хотят верить, независимо от наших усилий, – сказала она и наполнила стакан.

Годфри наблюдал за ней. Это первый раз, когда она была в его кабинете, с ее ле- чения у него. Выявляя в нем ту же реакцию, что и тогда: возмущение неспособностью сдерживать свои чувства.

Как ты можешь быть такой безразличной после того, что он сделал с Шелли? – спро- сил Годфри, уши горели красным от ярости сильнее, чем у любого пьяницы. – У тебя же не антифриз течет в венах?

Она не ответила.

Что ты за мать? – сказал он, обвиняюще, нечестно, грубо и горько.

Она вернула скотч на полку, положив бутылку на бок, не закрутив горлышко

крышкой, и захлопнула дверцу бара. Вернулась на диван под звуки струящегося между щелей стены и по панелям на ковер алкоголя.

Годфри встал и подошел к дивану, нависнув над ней.

– Встань, – потребовал он.

Слава Богу, – сказала она. – Я уж испугалась, что ты позвал меня только потому что Мэри надоело слушать твои чувственные откровения.

Он забрал стакан из ее рук и поставил на стол, затем опустил свои руки под ее юбку и сорвал трусики, спустив их до ее щиколоток. Они посмотрели друг на друга. Она дышала скотчем ему в лицо.

Теперь тебе это помогает возбуждаться? – спросила она.

Он взял ее за плечо и, повернув, силой опустил ее на колени, прижав к дивану.

Он скомкал и собрал ее платье вокруг ее талии и с силой шлепнул ее по ягодицам. Она тяжело задышала. Он шлепнул снова, и снова, и снова, и она начала вскрикивать и уперлась руками в спинку, помогая себе встать. Он передвинул свою левую руку и схватил ее сзади за шею и держал так, пока она пыталась вырываться, затем успоко- илась, и ее плечи сотрясали рыдания. Он смотрел, как ее плоть розовеет над влагали- щем, словно закат, как марево над одиноким шоссе, и он не смог больше сдерживать свое желание. Он наклонился, начал круговые движения вокруг ее гениталий своей рукой и приложил свои губы и язык сзади, чуть ниже поясницы. Она оттолкнулась,

повалила его на пол, потянула к себе, руками начала нащупывать его ремень и дергать его из стороны в стороны, пытаясь расстегнуть. Она скинула свои трусики, и он раз- двинул ее ноги, лег мягко и поцеловал засыхающие слезы на ее лице. Она нетерпеливо смотрела на его лицо.

Давай, – сказала она.

Он вошел.

Да, – прошептала она.

Он начал быстро двигаться в ней. Он чувствовал себя как бешенный маленький грызун. Он чувствовал себя богом разрушения. Не так важно, что именно он чувство- вал, перед тем, что он вообще испытывал чувства.

Позже он встал и взял коробку с бумажными полотенцами со стола и протянул ей. Она схватила его за руку.

Иди сюда – сказала Оливия.

Он позволил потянуть себя вниз. Он лежал, положив свою голову ей на грудь, и она гладила своей рукой вниз и вверх по его спине. Их первый раз на этом полу был много лет назад. Если тогда казалось, что он не может чувствовать себя хуже, то только потому, что был слишком молод, чтобы осознавать цикличность жизни, что нет верх- него предела количеству случаев совершения ошибок.

Мой бедный, бедный Норман – сказала она.

Ему хотелось бы лежать тут и плакать какое-то время, но слезы в нем высохли.

Казалось, вся доброта мира собрана в гладящей его ладони.

Большое Несчастье

На следующее утро Роман и Питер приехали на Ройал Оакс Драйв 7 в Пенроуз.

Возле гаража был припаркован минивен с наклейкой на бампере с одним из Респу- бликанских кандидатов, проигравшем выборы в губернаторы. На крыльце висел при- спущенный флаг ко Дню Благодарения, под ним стоял полностью забитый мусорный пакет, и рядом коврик для ног с надписью «Добро Пожаловать», где каждую букву «о» заменяло изображение лапы животного. Дверь открыл бледный мужчина средних лет. На его переносице покоились очки с отпечатками пальцев на одной из линз, торс при- крывала старая, растянутая футболка, на ногах пижамные штаны, шея и подбородок розового оттенка с красными следами порезов бритвой. Ногти на ногах он не стриг уже долгое время.