Я не хочу, чтобы вы подумали, что она варгульф.

Когда ты используешь это слово, что ты думаешь оно значит?

Он посмотрел вниз и разгладил свои и без того гладкие лацканы.

Это что-то типа болезни, – сказал он. – Как… голод без аппетита.

Она была ошеломлена.

Откуда ты узнал это слово?

Не знаю.

Откуда ты узнал это слово? – повторила она.

От Питера.

Можешь что-нибудь рассказать об эксперименте в Институте Биомедицинских Техно- логий Годфри, под названием «Уроборос»?

Я знаю, что этот символ что-то значит. То есть, все символы, конечно же, что-то зна- чат, но этот значит что-то – я не знаю, что что-то… случится.

Он поднял стакан, отпил и поставил на место. Но потом снова потянулся и под- нял его. Кольцо от конденсата, образовавшееся в том месте, куда он в первый раз по- ставил стакан, объединилось с кольцом, от второго раза и изобразив на столике знак бесконечности.

Иногда я вижу всякие вещи, – сказал он.

Она кивнула.

Не знаете что это значит? – спросил он.

Она рассматривала парня: нарциссичный, нестабильный, сверхчувствительный, наследник огромной компании, выросший без должного родительского контроля, с проблемами злоупотребления психоактивными веществами и гомоэротической тенден- цией – было бы странно, если бы он не видел «всякие вещи».

Я не могу знать, что они значат для тебя, – ответила она.

Он сгорбился и провел пальцем вверх и вниз по запотевшему стакану.

Я могу вам помочь, – сказал он.

Твое сотрудничество очень полезно.

Я могу больше. Белая Башня. Уроборос – я могу выяснить что это. Мой отец постро- ил это место. Мое имя Годфри.

Имя, это просто имя, – сказала она.

Он немного засомневался.

Хорошо, что ты хочешь помочь, – произнесла она. – Это здорово. Но ты не можешь.

Она наблюдала за его неумелыми попытками утаить насколько глубок его порез и насколько интимна его боль. Нет нужды ранить его сердце, пока.

Почему нет? – спросил он.

Она посмотрела в его влажные глаза с неподдельным состраданием. Она знала, что ему необходимо услышать, первый и фундаментальный принцип, на котором ба- зируется вся е остальная подготовка, хотя маловероятно, что мальчик готов был услы- шать больше, чем она в годы своей вербовки, когда битва важнее понимания за что она ведется. Подростки. Как же она благодарна, что предназначена для чего-то другого –

не материнства.

Бог не хочет, чтобы ты был счастлив, он хочет, чтобы ты был сильным, – сказала она.

Первоначальный ответ Романа должен был вонзить отравленный зубец прямо

в сердце этого высокопарного высказывания, но его язык застыл неподвижно, неожи-

данно став неуверенным: это самое дерьмовое промывание мозгов или самая важная вещь, которую он когда-либо слышал.

Она потянулась за своим значком. Оставаться здесь больше нет смысла: кроме боли, тут ничего не откопать.

Роман, не представишь ли наших гостей?

Она оба обернулись, чтобы увидеть маму мальчика у входа, держащую пакет с продуктами. Чоссер выглянула в окно и увидела черный пикап. Еще минуту назад

его там не было, его силуэт омываемый дождем, придавал сходство с неким древним монолитом. Мать стояла в белом велюровом спортивном костюме и солнцезащитных очках – абсолютно сухих.

Могу я спросить о цели вашего визита? – вежливо поинтересовалась она.

– Есть определенные нестыковки в моем расследовании, – ответила Чоссер. – просто расставляю точки над «и».

Больше ни слова, – сказала Оливия. – Мы, конечно же, очень рады предложить все, чтобы вам ни понадобилось в расследовании. Все, что угодно. Могу я предложить вам чая или, возможно, бренди? Снаружи сейчас не слишком приятно.

Чоссер не могла представить себе более угрожающие климатические условия, чем улыбка, с которой эта леди предлагала ей остаться в Доме Годфри. Чоссер извини- лась и взглянула на Романа, и это взгляд отчасти был мольбой.

Когда они остались наедине, Оливия взяла стакан Романа и отпила. Ее глаза опу- стились вниз, на мокрые круги на столике, которые она вытерла своим рукавом.

Знаешь, – сказала она, – в этом доме всегда есть подставки.

Он пробурчал извинения.

Что с твоим лицом?

Просто царапина.

Она грустно улыбнулась.

Глупая обезьянка.

В этот момент зазвонил его телефон, он ушел в соседнюю комнату и ответил.

Мари в истерике, – сказал ему доктор Годфри. – А у меня тут просто цирк, и нет шан- са пока вырваться. Есть идеи, куда могла подеваться Лета?

Он встал у окна, глядя наружу на дождь и деревья.

Да, – ответил Роман. – У меня есть догадка.