Шрифт:
Что ты Мухиной наговорила? —спросил секретарь.
Уже нажаловалась? Быстро...
Да не в этом дело...
А в чем? — спросила Надя. — В чем?
А черт его знает в чем, — сказал Гриша. — Нельзя людей обижать, понятно?
Нет, непонятно.
Да все ты понимаешь... — Гриша стукнул ладонью об скамейку. — Она у нас двадцать пять лет проработала. Сечешь? Двадцать пять лет.
Ну и что? — сказала Надя.
Ну, раз ты так говоришь — ну и что? — ну, что я тебе возражу? Дура ты, и все тут.
Знаешь, можно сто лет какие-нибудь гайки завинчивать. Что, я должна за это ей в ножки кланяться? Да завинчивай — ради бога! А меня в свою грязь не мешай!
Грязи испугалась?
– Не испугалась, — сказала Надя. — Знаешь, другое — мутит меня ото всего этого... Вот она рабочая, ты считаешь — я тебе верю, — нормальная, хорошая, стаж у нее приличный. Чего она за звание это прячется — рабочая? Чего? Раз рабочая, значит, все можно, да? И сын подонок, а, видишь, одна воспитала! Значит, и никто не виноват! Да он же у нас работал, я узнавала! Удобно сейчас рабочим быть! «Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем!» Вот он был, при маме, ничем, никем, а ты мне на безотцовщину не ссылайся — и без отцов растут, а он рабочий, так называемый, и его не тронь...
А насчет урановых рудников и расстрела ты правда обещала? — спросил секретарь парткома.
Так, но ходу пришлось, - сказала Надя. — А вообще я не сгоряча сказала ей, и обратно слов своих не беру.
И камнями забросать? — спросил секретарь. — Было?
Камней не было, — сказала Надя. — Булыжниками. Жаль, до этих самых его лагерей не докинешь... Разве что какой-нибудь баллистической ракетой.
Слава богу, ракеты тебе не дадут, — сказал секретарь парткома. — Откуда в тебе все это?
Что? — спросила Надя. — Что ты имеешь в виду?
Надя, люди-то — они живые. Старые уже, не переделаешь, — сказал Гриша. — Да и молодых кнутом не возьмешь.
Слышала, слышала! — сказала Надя. — То кнут, то пряник. Мура все это!.. По справедливости, не свое ты место занимаешь, Гриша. Характер у тебя — никакой. Всем ты хороший, для всех. Вроде меня... Всех тебе жалко. Жалко, да?
Ну, ты даешь! — сказал Гриша. — Опомнись, Надя. Жалко — да! И тебя тоже.
Ты меня не жалей! Ты себя пожалей! — Надя встала со скамейки. — От твоей жалости люди только мучаются. А тебе так удобно. Добрый какой! Уж лучше последней сволочью быть, чем никаким! Да пусть меня ненавидят, лишь бы дело шло! А ты всем оправдание находишь, всем! Живые люди!
– Живые, — сказал Гриша. — В этом все и дело.
А я говорю — нет! Пока их не раскачаешь — бред, пустота! За что жалеть? Нажрется себе перед телевизором, и «шайбу!», «шайбу!» Стакан врезал — и по новой!
Интересные у тебя, Надя, знакомые, — сказал Гриша. — Шайбу — это хорошо...
– Новые идеи нужны! Понимаешь? Социализм — не жратва, не в гости ходить!
Погоди ты про социализм!.. — вздохнул Гриша. — Какие-то у тебя замашки: все сразу, всех сразу... Нехорошо получилось с Мухиной... Нельзя так...
А я буду так! И только так! — сказала Надя. — Отвыкли называть вещи своими именами! Отвыкли! Бандит — и есть бандит. Подонок — он подонок. Тряпка, ни то ни се — тряпка! Вот была бы моя воля, я бы сейчас, по новой, сделала партийную чистку! Отбирала бы билеты, и все! Книжечки эти красные — сколько за ними прячутся!
Много на себя берешь, правда, — сказал Гриша. — Время, Надя, не то... Что-то ты путаешь... Хотя я тебя понимаю...
Спасибо, Гриша! За понимание! — сказала Надя. — А время — как раз то самое! Неудобное время! Гуманизм, люди-братья, планета Земля — шар небольшой, синий да зеленый! Может, границы скоро отменят? Если Земля такая уж всеобщая! Ты Ленина читал?
Ну, читал, — сказал Гриша. — Читал. А что?
Не помню точно. Но у него написано, что таких, как ты или вроде тебя, судить надо и гнать от живой работы с твоими так называемыми живыми людьми!.. Время тебе не то. Тоже мне просветитель, еще на время ссылается! Тебя бояться должны, а кто тебя боится? Кто?
Ну ладно! — сказал Гриша. — Программа мне твоя ясна. Еще раз нахамишь — кому угодно, — плохо тебе будет, Смолина. Вот уж не думал, что депутатство на тебя в эту сторону сработает. Такое ощущение, что до тебя сплошная была пустыня. И все только тебя и ждали, на горизонт посматривали — когда появишься.
Я пошла, — сказала Надя. — Считаю необходимым довести до сведения обкома твои настроения. Должности своей ты явно не соответствуешь.
Ладно, разберемся, — сказал секретарь. — А перед Мухиной ты бы все-таки извинилась.
Еще чего не хватало! — отрезала Надя. — По-человечески я ее понимаю. Даже, может быть, и сочувствую. Но — хватит сочувствий этих и разговоров запросто, этого демократизма липового... Вот так на скамеечке поговорить!.. Или у тебя еще была манера — свадьбы посещать!