запрокидывающаяся.

Третье:

стеклорежущая

железокаменная

остроугольность,

травматологически

недружелюбная

и

кармически-хирургическая.

Четвёртое:

текучая

взаимопроникаемость, через-голову-жопу-ноги-становящаяся, форму обновляющая. Пятое:

суетливо-скоропалительное смещение по всем статьям, чтоб нефиг. Это когда всё летит и падает,

устойчиво приближаясь к полу или земле своим фейсом. Шестое: вязкое пекло грязевого болота с

перемежающимися холодильно-пробирающими нервнодрожилками и зубостучанием. И седьмое

настроение: заоблачно-потолочное состояние висючести в головокружительном затвердении

мягкого в твердое, а твердого в мягкое. Чердачная мансарда мирового шара, пентхаус вселенной.

Все эти неврозные состояния реальности называют Семью Сезонами Семи Зверей. И все они

соотвествуют разным сочетаниям стихий. Так вот, слово «Кхе» и обозначает описанный мной в

самом начале Сезон Засухи. Закатной засухи, как ещё его называли, ибо сопровождается

определенной закатной палитрой цветов. Или Сезон Тростника, как его называли на Барьерных

Краях мира.

— Почему тростника? — Глаза Загрибуки окончательно округлились до состояния полнолуния.

— Потому что сухой, ломающийся, высохший донельзя изнутри и снаружи тростник — самый

близкий образ этого состояния. Кхе — не только понятие, определяющее состояние природы, но и

сам по себе цельный язык образов, связанных непосредственно с этим состоянием, ибо есть миры

25

4

и территории, которые пребывают в нём доминирующее количество времени, — пояснил Кого,

снова сбиваясь на прежний научный тон. — Кхе — это также целая школа боевого искусства,

построенного на владении своим телом в условиях данного состояния мира. Кхе — это отдельный

самостоятельный образ мышления. Кхе — это состояние разума. Кхе — это целый раздел

философии. Как и любое значение в изначальном языке, слово «Кхе» означало широчайший

раздел, включающий в себя всевозможные части и направления развития данного образа. Кхе —

это даже не что-то внешнее, а именно внутреннее состояние. Состояние духа и разума,

возникающее в ответ на определенные условия существования. Изначальный язык был

многогранен и предусматривал под собой не только вербальное общение, но и язык жестов и

мимики. К примеру, этот жест, — Шкындырович показал вывернутый вниз кулак, как при ударе

под дых, при этом выставил вверх вытянутый мизинец, а большим пальцем прижал фалангу

указательного пальца сверху, — это и есть слово «Кхе»!

— Пррроглоти мою пельмешку, ну вы даёте! — Башкирский Кот заворожённо слушал весь

этот доклад и был явно поражён столь таинственными и древними познаниями. — Прям шалашом

родным пахнуло! У нас дома тоже вот так объясняли, похожим образом…

— А у вас — это где? — спросил, прищурившись сквозь пенсне, Шкындырович.

— Я и сам не очень помню, — отступил кот. — Но вот когда вы всё это говорили, дык прям,

как свет в тоннеле Красной Тюбетейки, что-то забрезжило, осветилось в памяти. Только не

удеррржать. Но насчёт боевого языка и про Кхе я уже точно не в первый раз слышу.

— А что-нибудь ещё про язык Тори можете рассказать? — попросил Слипер. — Уж больно

интересно.

— Ну хорошо, — согласно кивнул Шкындырбыр Шкындырбаевич. — Язык первых заселенцев

вселенной был очень практичен. Он создавался сложнообразным. Одно слово могло означать

целые системы понятий или даже общее направление, в котором существо могло развивать мысль

далее. К примеру, слово «кель-ке-даль-ё». Оно обозначало изначальное свойство существа на

уровне души. Духовный талант. Например, знавал я одну девчушку по имени Бузябузя. Она в

жизни ничем не отличалась от других, в смысле ноги-руки на месте, голова сверху. Только вот в

некий важный момент, когда нужно было что-то спрятать, желающий заныкать свой ништяк

обращался именно к ней. И она прятала любую вещь, да так, что никто чужой ни в жисть свою

задрипанную сего не мог найти. И точно так же она могла найти потерявшуюся вещь. Вот бывает,

что человек потерял нечто важное и повседневное, к примеру, свои очки или ключи от дома, или