выверть змеиная, доведённая до крайней истеричной нервозности, сигать начинает кенгурой — и

тут всех бы достала, даже до верхних полок допрыгнула бы. Но только Попрыгаец наш также был

уже близок к точке закипания единственного оставшегося тройничного нерва и, отчаянно

изогнувшись, схватил тыхухоль за скользкую холку и сжал так, что та смиренно зажмурилась и

стала поминать «как там мама говорила про отче наш». Личный состав камеры молча замер. А

Попрыгаец подошёл на своих большущих задних лапах к масенькому шкапцу, на котором стоял

стакан мутный и грязный с такой же ну ни разу не проточной водой, да и выжал с передних зубов

тыхухоли в ентот самый стакан яду на двадцать три капли, что твой последний в жизни корвалол.

Исполненный буддистского состраданию, он затем отнёс выверть змеиную к дыре в полу,

отодвинул лапицей доску и одним точным движением всунул её туда носом. Впрочем, тыхухоль и

не думала возражать, а, издав благодарный похрюк, тут же исчезла до хаты. Попрыгаец взял

стакан в руки, повертел его на свет и вздохнул. Вот он, его последний Прыжок. Без всяких замеров

и уточнений координат. Без каких-либо очепяток. Всё. Как говорится, «гудбай, Америка, во-о»! И

сменил бы наш Попрыгаец своё попрыгайское пальто на что-нибудь иного дизайна, кабы не… Не

замечая гробовой тишины, с облегчённым гоготом вывалился из клозета размагниченный

животейски дупель и, издевательски хрюкоча, стал кружить по камере. Никто не успел

среагировать, а в общем-то, никто, наверное, и не собрался бы, да только он нагло выхватил с

хозяйским видом из лап Попрыгайца стакан и беззаботно влил его в себя, довольно икнув. Все в

камере испуганно переглянулись. А потом его гогот дупельский заело как на внезапно

испортившемся магнитофоне. Го-го-кх-кхе-ххы-кхоо…

36

0

Дупель пошёл пятнами, зрачки раскатились по сторонам, и он скоропостижно и очень по-

быстрому сыграл в ящик. То есть натурально скапутился. Склеил винты. Окончательно

отдуплился. И рухнул на пол, словно большой куль с несвежим фаршем.

— Ыть, — раздалось в камере.

— Вот и тудыть ему в Кудык! — догнало следом. — Как он тут всех достал! Молодца,

Попрыгаец! — Все сокамерники послезали с полок и захлопали по-братски Попрыгайца по

чешуйчатому плечу.

Но тот сел, окончательно поникнув хвостами, на свою кроватушку и посерел глазами в одной

точке на стене от безысходности. А между тем, события вокруг него стали вращаться с

немыслимым исходом и быстротой. Позвали кулаками в дверь тута же демона охранятельного,

чтоб труп убрали из камеры. А демон тревогу и поднял, мол, енто ж как же, и почему труп, и кто

его ухайдакал, и как посмели, и что за произвол на площадке. Ну, короче, неспортивно ему всё это

показалось. Бардак начался. Ор и крик. И внезапно очумевшая от воплей и ругани толпа

сокамерников вытолкала своей массой демона за дверь в коридор, да и сама следом вывалилась. И

на мгновение замерли, озираясь. Но лишь на мгновение. Потому как в следующий миг кто-то

заорал:

— Свобода! Беги, братцы!

И что тут началось… В общем бардаке, незаметно и тихо сжавшийся в комок Попрыгаец

скакнул вдоль плинтуса по тому коридору, а потом расправил затёкшие, вывернутые назад

коленки и прыгнул посмелей. Ну а затем и вовсе, развернув хвосты свои в обе стороны, сиганул

что есть мочи с доразбегом. Звон стёкол и грохот разлетающегося в стороны кирпича были ему

прощальными салютами. Только демоны зря изумлённо пялились на дыру с неровными

ободранными краями, что зияла нынче у них вместо окна в конце коридора. Попрыгайца уж и

хвосты простыли. Пэньг-пэньг…

Лучше гор могут быть только горцы!

Корабль качало у пристани, изрядно шарахая, ибо груз с него сняли, и теперь он, словно

скорлупка в борще, необременительно поплясывал на прибое волнительным сухариком. Слегка

посиневшему от морской тошнотворности Загрибуке было невмоготу и очень желалось

вывернуться наизнанку за борт. Башкирский Кот старался заболтать его недуг психологическим