папироску. Лизнув краешек шершавым языком, он шаркнул лапой в поклоне и протянул

самокрутку Дримеру:

— Откушшшайте-с!

Братец беспомощно оглянулся:

— Вы тут заодно?

Все дружно закивали головами, словно китайские болванчики.

— А ты что скалишься, словно Липучий Горландец? — тоскливо поднял глаза Дример на кота,

— Тот тоже за мной ходил по пятам да всё ныл «давааай дунем, давааай покурим». А как покурил

с ним разок, дык он и вовсе залип мозгами своими горландскими, такой чухни околосветной нанёс

в мозг, так дунул в ухо, что потом никаким пылесосом не высосешь. И ты, Башкирец, такой же

станешь, липучий да горландский нафиг, коли посреди белого дня будешь всякий укроп

нездешний пыхтеть!

Кот всё так же молча стоял с протянутой папироской, изобразив сладкое выражение усатой

морды и скосив ставшие лиловыми самурайские очи.

Дример сдвинул на глаза Шапку-Невредимку, пробормотал на калмыцком диалекте: «Ом мани

падме хум», а потом одним залихватским движением отправил головной убор на затылок.

— Ладно, — ответил он, и все заулюлюкали. — Наркодиспансер какой-то, а не лесохозяйство!

Только учтите, если мне кошмары будут сниться после этого, я всех по очереди отловлю и

привяжу у забора, чтоб Зверогёрл вам свои тупые анекдоты сутки травила!

— Чудовищно! — мяукнул Башкирчатый и упал навзничь, закрыв глаза хвостом.

Зверогёрл в Лесу встрепенулась, почуяв лёгкую добычу.

Надо сказать, это вообще обычная история. Ну, эта самая… про различных Зверогёрлов. Да вы

и сами их, небось, много раз встречали в своей жизни.

Сидишь с друзьями в компании, и вдруг подваливает чья-то приблудная подружка. Из тех, кто

носит блядские колготки в сеточку и юбочку из бабушкиного плюша с рюшечками. Из тех, кто в

42

футболке с надписью «Ай лав ю бэби, возьми меня скорей!» делают кривыми ножницами декольте

до пупа, открывая всем напоказ немытую шею. И эта милая кучеряшка открывает рот,

размалёванный самой яркой помадой цвета запрещающего сигнала светофора, и произносит

милую, непринуждённую фразу:

— Ой, п-цаны, ай-я ща вам та-а-акой анекдот расска-а-ажу — оборжётесь нахер!

Все «пацаны» смекают, в чём дело, и внутренне сжимаются в страхе перед пыткой. Остановить

этот размалёванный кошмар никто не может, ибо хоть, возможно, у «пацанов» и нет трёх высших

образований, но все они люди тактичные и воспитанные, и как-то ни у кого язык не

поворачивается сразу закричать «Вооооооон!». Поэтому все джентельменски улыбаются,

притоптывают, мнут сигареты в руках и затравленно озираются друг на друга:

— Вау… хе-хе… анекдот… хм… как миленько…

При этом каждый тихо себе думает: «И что ж за мудод эту тварь с поводка спустил?»

И тут приблудная зверогёрл выплёскивает на уши взрослеющих господ чудовищную ересь,

обильно политую пошлостью, а в конце её заливается лошадиным ржанием над собственным

«тонким» юмором. Джентльмены издают что-нибудь типа «хо-хо». И у них одновременно

рождается мысль: «А не забыл ли я дома выключить утюг?» Или: «Ой, а семеро по лавкам, небось,

соскучились по мне». Мозг фонтанирует любыми подобными идеями, лишь бы срочно найти

причину убежать и спасти свой интеллект от судорог и агонии в компании этого монстра. Ты вот,

дорогой читатель, сколько минут выдерживал, прежде чем вырваться из этого кошмара хотя бы в

туалет полить голову спасительной водой из-под крана? Ну, сколько? Пять минут? Десять? А как

насчёт суток? А теперь представь самую ужасную зверогёрлу, которую ты видел в жизни, и

поверь мне на слово: она — сама милашка по сравнению с той Зверогёрлой, которую знали не

понаслышке все обитатели Леса.

— Чудовищно! — мяукнул Башкирский Кот и завалился в траву лапами кверху.

Загрибука задрожал, распластав уши и поджав хвост.

— Ладно, искусители-закусители, — сказал Дример, — только отойдём куда-нить подальше,

что ли. А то ненароком разнесём в бурном веселии этот прелестный образчик кулинарного

профтехучилища!

— И нарушим тем самым этно- и мутно-мотологическую связь, — вякнул Загрибука, но был

прерван лёгким толчком Слипера в спину.