готовился исполнить свой самый главный танец. Готовился всю жизнь. Потому что этот танец

должен был стать самым высоким достижением красоты листочка, его способом восхитить

других живых существ, вселить в них надежду и чувство нежности к миру. И вот пришла осень.

И настал его день. Настал его час. Настал его миг. Лист готовился к нему с самого утра и ещё

издалека почувствовал свой, именно свой порыв ветра. Он почувствовал его тогда, когда эта

волна лишь родилась за горизонтом и пошла над землёй, задевая другие листья, сметая мусор с

улиц, унося шляпы случайных прохожих. И вот волна достигла его и… сорвала с ветки. И лист

отправился в своё самое великолепное путешествие к земле. Он бесподобно кружился в воздухе,

танцевал на этой волне ветра, и вся вселенная заворожённо смотрела на этот танец. Прошла

целая вечность неземной красоты, вечность великолепия, вечность благодарности за чудо и

тайну всей вселенной. И лист упал на землю. Его танец был окончен. И это было лучшим из всего,

что происходило в мире в этот миг! Ты видела его танец?

— Слушай, я как-то не особо всматривалась…

— Вот тебе и ответ. Чтобы увидеть, понять и осознать смысл жизни, нужно всего лишь

внимательно всматриваться. И тогда тайна и волшебство станут для тебя не просто

очевидными, но ясными, волнующими и полными великого смысла.

— Но что стало с листом потом?

— Он закончил свой путь листа и родился заново, но уже кем-то совсем другим, возможно,

насекомым или рыбкой. Родился кем-то с более высоким уровнем сознания и восприятия.

— Как так?

36

— Он просто выполнил своё предназначение. И выполнил его безупречно. И вселенная в

благодарность за великолепный последний танец дала листику шанс обрести новую жизнь, но

уже в форме более развитого существа. Чтобы он мог ещё лучше научиться танцевать и

радовать других, ещё больше наполнять вселенную красотой.

— Я поняла. Прости, но я не могу дальше сидеть с тобой. Мне нужно срочно бежать под то

самое дерево и кое-что рассмотреть внимательно!

— Я так и думал. Конечно, беги, Сонечка! Это действительно самое важное! А книгу… Я

потом тебе прочитаю, что успею написать, пока ты занята по-настоящему важными вещами!

Торопись, скоро осень, дуб оденется в шубу, и придётся тебе уезжать с дачи на зимовку в город.

Так что беги, беги. Я тебе зимой почитаю пропущенное.

— О’кей! Я побежала!

— А я пока вернусь к пельмешкам…

Загрибука остался топтаться поодаль, издалека с явным интересом и восхищением, хоть и не

без опаски, поглядывая на Башкирского Кота. Тот ему нравился заумными речами и

стоматологической внушительностью. Но хоть в кошачьем лице Загрибука и почувствовал

наконец-то равного себе собеседника — ах, эти упоительные вечера с длинными и запутанными

разговорами ни о чём под вкуснятинку! — но у него ещё не было полной уверенности, что

вкуснятинкой к кошачьей беседе не окажется он сам, оставшись наедине с оппонентом. Уж больно

улыбка кота напоминала своими ровными острющими зубьями противотанковые заграждения.

— Здаров, брателла! — Слипер хлопнул ладошкой сверху Дримеровскую ладонь. — Мы тут

как раз пытаемся выяснить причины конфликта. Суть да дело оказывается в некоей

растительности, которую Эники…

Один из Эников молча выудил откуда-то из-за спины пучок лиловой травы и протянул

Дримеру. Слипер нахмурился и замолчал.