«Заветные» сочинения
вернуться

Барков Иван Семенович
Шрифт:
Почтенного судью они избрали сами, Престарую пизду с предолгими усами, Котора сорок лет как еться перестала И к ебле склонность всю и вкус уж потеряла, Покрыта вся лежит почтенной сединой. Завящивый сей спор решит ли кто иной? Поверить можно ей: она не секретарь И взяток не возьмет, не подлая то тварь, Пристрастья ни к чему она уж не имеет И ссоры разбирать подобные умеет.
Предстали спорщики перед судью с почтеньем, Хуй начал речь тогда с великим огорченьем: — Внемли, в слезах стою теперь перед тобой, Муде предерзкие равняются со мной, Я в награждение то ль должен получить За то, что не щадил я токи крови лить? Яснее чтоб мои заслуги показать, Я, форме следуя, хочу все описать:
В тринадцать лет ети я начал обучаться И никогда не знал, чтоб мне пизды бояться; Ёб прежде редко с год, потом изо всех сил Чрез день, и всякой день, и как мне случай был; Усталости не знал, готов был всякой час И часто в одну ночь ебал по восемь раз.
Уж тридцать лет тому, как я ебу исправно И лучшим хуем я считаюся издавно. Не раз изранен был я, пробивая бреши, Имел и хуерык, и потерял полплеши, Сто шанкеров имел и столько ж бородавок, В средину попадал пизды я без поправок И сколько перееб, исчислить не могу, Свидетели во всем соперники: не лгу.
Все выслушав, пизда с прискорбностью сказала: — Я ссоры таковой вовек не ожидала. Когда я избрана судьею заседать, Молчите вы теперь, хочу я вам сказать: Мне обвинить из двух нельзя вас никого, Один хуй без мудей не значит ничего, Вам вкупе надлежит вовеки пребывать, А без того никак не может свет стоять.
Нещастная пизда теперь осиротела, Сира, и вся твоя утеха отлетела, Сира, и полны слез твои теперь глаза, Ужасная тебя постигнула гроза, Ужасная напасть совсем переменила Из радостной пизду печальной нарядила. Утехи тем твои навек прешли теперь, Навек должна теперь замазати я дверь, Ту дверь, в которую в меня входила радость, Всем чувствиям моим неизреченна сладость. К страданью лютому, к безмерной казни злой Навек сомкнута я: се хуй скончался мой. Скончался и лежит, бездышен горемыка, Бездушен, недвижим от шанкер, хуерыка. Уж нет того, уж нет, в пизде кто ликовал, Взаимные кто мне утехи подавал. Лежит бездушна плешь, лежит се пред глазами. Неслыханная казнь, о! казнь под небесами, Какой теперь ты мне дала собой удар, Исчезла в хуе жизнь, простыл на еблю жар. Любезной хуй, навек рассталась я с тобою, Навек, увы! и ты не свидишься с пиздою, Не будешь ты во мне гореть, краснеть и рдеть, Уж в аде не дадут тебе, ах, хуй, поеть. О! грановита плешь, котора всех прекрасней, Ты сделала меня теперя всех нещастней, Ты сладость мне вкусить свою, ебя, дала, Ты кровь во мне огнем приятнейшим зажгла, Но ты ж теперь меня собою огорчила, Заставила страдать, ты плакать научила. Какую я себе теперь отраду дам, Когда к твоим друзьям сто раз пришед к мудам, Утех я в них себе ничуть не ощутила, Напрасно лишь себя я только возмутила. То как мне без тебя, ах! как на свете жить? Подумать страшно то, пизде без хуя быть. Подите от меня вы прочь, воображенья, И не давайте, в мысль преступного прельщенья, Как будто можно мне кишкой себя пехать И, глубже в губы перст засунув, ковырять, Тем равное себе снискати утешенье, Какое хуем я имела восхищенье. О! мысль глупейшая порочнейших людей, Распутной мерзости всесветнейших блядей, Из ада вышедши, из тартара кромечна, У чорта из штанов, о! мысль бесчеловечна! Не можно мне к тебе отнюдь преклонной быть, Без хуя чтоб себя я стала веселить. Я ввек не соглашусь принять те грубы нравы К затмению твоей, о хуй любезный, славы, Что будто без тебя возможно обойтись, Мне перстом иль кишкой досыта наетись. Природного в себе не внемля побужденья, Лишать тебя собой достойного почтенья, Ах, нет! конечно нет; и его лишь мечта, Несытейших блядей напрасна суета, Которою они, весь вкус уж потеряя Стараются его найти, пренебрегая. О, солнце! ты дано одно нас освещать, Питать собою тварь, собою украшать. Так если без тебя не может тварь пробыти, Равно вот так пизде без хуя льзя ль прожити? Ты нужное для всей природы естество, И хуй ради пизды потребно вещество. Но, видя ты с высот теперь мое мученье, Что с хуем мне пришло несносно разлученье, Сокрой и не мечи свои на мя лучи, Теки, свирепый мрак, из ада и мрачи; Мне все одно пришло теперь уж умирати, Без хуя ли мне быть иль свету не видати! Прости, прекрасный хуй, прости, прекрасный свет! Уж действует во мне битки претолстой вред!
Восплачьте днесь со мной, портошные пределы, Гузенна область вся, муде осиротелы, Дремучий темный лес, что на мудах растет, Долина мрачная, откуда ветр идет, Восчувствовавшие бобонами мученье — Пахи нещастные! С задору и терпенья Ты, чашник на портках, ты, гулфик на штанах, И вы, сидящие блощицы на мудах, Восплачьте днесь со мной, восплачьте, возрыдайте, Коль боли нет у вас, так хую сострадайте! Румянейшая плешь, злосердною судьбиной Лишился я тебя, мой друг, мой вождь любимой! Свирепа от меня тебя, ах! смерть взяла, Прелютым шанкером, плешь, прочь ты отгнила. О, нестерпима боль! о, злейшее мученье, Чего лишился хуй в твоем, ах, разлученье! Всего меня могло что токмо веселить, Всего не можно мне лишь то изобразить. О, рок! окроме ран, которыми терзаюсь, Окроме струпов тех, которыми строгаюсь, Окроме той беды, что гниль мне нанесла, Лишился я тобой приятна ремесла, Того, которым я всегда одушевлялся И коим в тьме утех дражайших наслаждался, Лишился… Небеса! пизда не даст мне еть, Ах! можно ль хую быть без ебли и терпеть? Нет, даст! Отчаянье мое в том есть напрасно, Коль кочнем уж пизда ебется также сластно, Так что ей нужды в том, что плеши нет моей? Чесаться все равно, чем ни чесаться ей. Конечно, так. О, нет! ты представленье лестно, Мечтательная мысль: что создано совместно, То должно уж всегда совместно пребывать. Так как же будет хуй без плеши работать? Свиреп мой рок, свиреп, и зла моя судьбина, Напасть моя ничем теперь не излечима. Оставить должно то, что радость мне иметь, Веселье мне прошло, я должен грусть терпеть. Коль бедная битка оставлена от плеши, Нельзя тебе уж еть, не токмо пробить бреши. Не вкусишь никогда вкушаемых утех, Пиздам теперь не хуй, а более ты смех. Но что пиздам! Нельзя стрясти и малакейки, Погибли все мои прошедшие затейки. Тем бедствием, познал которое я днесь, Пребуду несчастлив теперь во век мой весь И в крайность лютую и тучу повергаюсь, Неизъясненно зло, чего тобой лишаюсь. Рассеяна вся мысль, и ум исчез весь мой, Ах, как расстался я уж с плешью дорогой, С тобой расстался я, багряная елдина, С тобою, спутница моя неизменима; Тебя уж нет со мной, и твой сокрылся зрак, Без плеши палка стал теперь я, не елдак.
Прости мою вину, почтенная пизда, Что днесь осмелилась писать к тебе елда. Хуй чести знать тебя еще хоть не имеет, Однако почитать достоинство умеет. Он слышит о тебе похвальну всюду речь И для того к себе он в дружбу мнит привлечь. В таких же чтоб об нем ты мненьях пребывала, Какие ты ему собой, пизда, влияла, Желание его ни в чем не состоит, Лишь только б изъяснить, как он всегда стоит, Тобою ободрен, как крепость получает, Как новые тобой утехи ожидает. Как в мысль его, пизда, лишь только не прийдешь, Из мысли ты его никак уж не уйдешь. Колико с горести ручьев ни пропивает, Что долго он твою приязнь не получает, Не знаю я причин тех праведных сказать, Чем можешь ты меня так много побуждать. Куда ни обращусь, всё власть твою являет, И всё меня к тебе насильно привлекает. Наполнен страстью ум: как на плешь взгляд взвожу, Везде тебя, пизду, в природе нахожу. Муде, мои друзья, последнее созданье, Имеют внутрь к тебе сердечное желанье. Послышат где тебя, отдыху не дают И склонности свои в меня тотчас лиют. Твердят они, чтоб я с тобою повидался, Припад чтобы к тебе, с тобой поцеловался И слезным с радости потоком омочил, К своим чтобы тебя приязням приучил. Они же искренно хотят тебя обнять, Уста твои к себе бессчетно прижимать. Итак, скончав, прошу: прийми сие писанье, Почтенная пизда, которого желанье — Лишь в дружбе чтоб тебе быть с хуем, изъяснить, А хуй тебя давно, пизда, достойно чтит.
Могущая елда, сияюща лучами, Имеюща приязнь с почтенными мудами, Писание твое принять имела честь С восторгом радостным и оное прочесть. Прочетши ж оное, творю благодаренье За то, что многое ты изъяснил хваленье, Которого, однак, совсем не стою я. Чем ласковость твоя почтила так меня? Приязни, хуй, со мной ты ищешь заведенья, Колико на мое попал ты вожделенье. Сама уже того желает уж пизда, Чтоб мне была твоя знакома бы елда, И с нею чтобы я имела обхожденье, Вседневное к себе с мудами посещенье. Нельзя здесь описать той радости моей, Какую получу я, встретивши друзей. Ты пишешь, хуй, ко мне, что будешь целоваться, С мудами буду что бессчетно обниматься. Но слабости пизды ты должен, хуй, простить, Что так красно она не может изъяснить Витийствами, твоя как плешь преиспещренна. Довольно скажет так пизда тебе смиренна: Не буду, свет, тебя я просто лобызать, Но буду я тебя в засос, хуй, целовать, А будущим с тобой друзьям твоим, мудам, На волю обнимать я им себя отдам. Светлейшая елда, такое-то почтенье Имеет за твое пизда благодаренье.
Приап, живитель пизд, восставитель хуёв, Твои дела воспеть не достает мне слов. Через тебя хуи победами гордятся, И целки чрез тебя мошнами становятся. Се с просьбой пред тобой ебака предстоит, Которого теперь надежда верна льстит, Что в предприятии его ты не оставишь И к проебению на путь его направишь. В подобных случаях его ты наставлял, С довольной храбростью он целок раздирал, Через тебя всегда победой он гордился, Не сделай, чтобы он теперь ея лишился. На жертву се ему приведена пизда, Зависит от тебя за подвиги те мзда. Подай ты столько сил сей целочки к попранью, Подай ему ты сил трудов его к скончанью И сделай, чтобы век ты славился от нас, Чтоб равно мог и он хвалить тебя в сей час, Который к ебле ты ему определяешь, В который всем хуям ты ярость посылаешь. Подай теперь его ослабшим жилам яр И в целочку всели ты равномерный жар. И так в надежде той он к делу приступает, Тобою ободрен, ети он начинает, А я все приложу старанье описать, Как с силой он твоей свой тщился хуй впехать.
I
Парнасских девок презираю, Не к ним теперь мой дух летит, Я Феба здесь не призываю, Его хуй вял и не сердит. Приап, все мысли отвлекаешь, Ты борзым хуем проливаешь Заёбин реки в жирну хлябь. Взволнуй мне кровь витийским жаром, Который ты в восторге яром Из пылких муд своих заграбь.
II
Дрочи всяк хуй и распаляйся, Стекайтесь бляди, блядуны, С стремленьем страстным всяк пускайся Утех сладчайших в глубины. О, как все чувствы восхитились, Какие прелести открылись; Хуев полки напряжены, Елды премногие засканы, И губы нежных пизд румяны, Любовной влагой взмочены.