— Не обращай внимания, — сказала Драганка. — Это служанка, из людей… Ага, тихо — вот и он!

 Дверь дома открылась, и на крыльце появился Анхель. Он прошел по садовой дорожке, окинул меня быстрым взглядом и открыл защелку.

 Теперь, при свете дня, я смог наконец рассмотреть его. Колдун был в тренировочных штанах, полосатой майке и шлепанцах. Выглядел он лет на шестьдесят. Лицо у него было какое-то черепашье, изрезанное глубокими морщинами, голову украшала обширная лысина. Глаза под морщинистыми веками — зеленоватые, как хризолиты, выпуклые, внимательные. При этом спина у него прямая, руки мускулистые. Ну, на то он и чародей, чтобы держать себя в форме, подумал я.

 И да, я его узнал. Это был тот старик из разрушенного дома.

 Только живой.

 — Анхель, — наклонила голову Драганка. — Вот и мы.

 — Что-то долго. Приветствую, — колдун протянул мне руку, как старому доброму знакомому.

 — Приятно… э… снова встретиться, — от неожиданности я ответил на рукопожатие. — Алексей.

 — Знаю. Прошу в дом.

 Он распахнул калитку, пропуская нас перед собой. Отступать было поздно. Мы прошли мимо конуры (ее таинственный обитатель даже не повернулся в нашу сторону, так что оставалось только гадать, кто в ней сидел) и поднялись на резное крыльцо.

 Сумрачные сени встретили нас целым букетом запахов. В целом они были приятными, но почему-то пробуждали легкое беспокойство. Что-то знакомое, подумал я. Сушеные растения? Химия? Ага, понял — тут пахло аптекой! А еще сосновой смолой, сушеной мятой и вареной картошкой с укропом. Я невольно зажмурился от удовольствия, втягивая воздух. Просто праздник для обоняния!

 Мы прошли темным коридором мимо запертых дверей (видимо, за одной из них я тогда и лежал, прикованный к постели магией и переломами) и вышли в просторную, вполне современную кухню. Все вокруг было деревянное — и пол, и потолок, и обитые вагонкой стены. По полу тянулся домотканый половик. У раскрытого окна стоял круглый стол, на нем — блюдо с домашним печеньем и три пустые чашки.

 — Только без резких движений, — предупредил Анхель, закрывая за собой дверь.

 На пороге кухни нас встретили две пушистые кошки, черная и трехцветная. Они сидели по обеим сторонам двери неподвижно, словно египетские изваяния, и таращились на нас немигающими желтыми глазами.

 — Кис-кис-кис! — засюсюкала Драганка, тут же садясь на корточки и протягивая к ним руки. Кошки как по команде распушили хвосты трубой и принялись тереться о нее. Однако поглядывали при этом на меня, и взгляды эти были недобрые.

 Словно прочитав мои мысли, травник сказал:

 — Умницы мои, никого не пропустят! Кошки призраков и нелюдей сразу видят. Иллюзией их тоже не обманешь. Равно как и драконьей маскирующей магией. А самое любопытное — они чувствуют, с каким настроением и намерениями входит гость. У них такая эмпатия… Лучше только у Стоножки.

 — У кого? — удивился я.

 Драганка вдруг перестала гладить кошек и замерла, словно играя в «Море волнуется — раз!». Мимо нее бесшумно промелькнула серая тень — так быстро, что я даже моргнуть не успел. Тень, не сбавляя скорости, взбежала по вертикальной стене на потолок. Я наконец рассмотрел ее и окаменел.

 — Извиняюсь, — буркнула Драганка, медленно выпрямляясь и бочком проходя к столу. — Никак не привыкну к этой твари.

 Травник ухмыльнулся и отодвинул перед ней кресло.

 — К-кто это? — выдавил я.

 — Стоножка, — объяснил Анхель. — У меня много домашних зверюшек.

 «Ни фига себе зверюшка!» — с содроганием подумал я, глядя на жуткое существо — что-то вроде сколопендры, только покрытой серой шерстью и длиной не меньше метра.

 Вот тебе и кошка без лап…

 — Алексей, что встал? Проходи к столу!

 — Переходи на сторону зла! — насмешливо процитировала Драганка из дальнего угла. — У нас есть печеньки!

 — Да, кстати, угощайся — овсяное печенье, сам напек…

 Пока я устраивался в неудобном плетеном кресле, серая тварь непринужденно расположилась на потолке прямо надо мной. Аппетиту она, прямо сказать, не способствовала.

 — Чайку?

 — Можно просто водички? Что-то в горле пересохло…

 — Не бойся Стоножки, мальчик, — невозмутимо сказал Анхель. — Не то она почует твой страх.

 — И что тогда будет? — бодрым тоном спросил я, стараясь незаметно сдвинуться так, чтобы мерзость на потолке оказалась от меня как можно дальше.

 — Она решит, что у тебя есть основания бояться.

 — То есть, если я боюсь — значит, я, по определению, враг?

 Травник блеснул зубастой улыбкой.

 — Конечно. Чего бояться тому, у кого чистая совесть?

 С потолка раздалось еле слышное шипение. Теперь я понимал, что с таким звуком при движении трутся друг о друга сегменты…