Прошло еще несколько дней, и Леву снова вызвали в этап, состоящий из заключенных, отправляемых из тюрьмы. И Лева зашагал в одной партии вместе с теми, которые были осуждены ' при его участии как свидетеля.

Казалось бы, осужденные должны были обрушиться на него с гневом, но вот они, наоборот, благодарили его, что он на суде показал, чем вынуждены были их поступки, и это способствовало смягчению приговора.

— Я не понимаю только, — сказал бывший начальник колонны, — как это они могли вас, свидетеля, направить вместе с нами. Ведь вы должны были вернуться на свою прежнюю работу.

Но на прежнюю свою работу Лева так и не попал. Его направляли вместе с другими осужденными на тяжелые физические работы.

Казалось бы, любой человек на месте Левы должен был бы возмущаться, протестовать, писать заявления, отказываться идти в этот этап. Но Лева решил все принимать как из руки Божьей. Он твердо верил, что его любящий небесный Отец знает все, и хотя тяжело и непонятно, но он после уразумеет. И действительно, не прошло и нескольких дней, как Лева понял, что это было — от Господа. А прошло еще несколько недель, и Лева понял, что это был особый знак Божий.

А когда прошло чуть более месяца, как он уразумел и увидел воочию, что этими путями Всевышний спас его от, казалось бы, неминуемой смерти, которая постигла многих и многих. Видимо, он еще нужен был на земле для дела Божия, или еще не был готов для неба, и Господь оставил его для того, чтобы он шел дальше узким, тернистым путем…

Глава 20. Лютые беды

«На Тебя, Господи, уповаю, да не постыжусь вовек. По правде Твоей избавь меня и освободи меня; преклони ухо Твое ко мне и спаси меня. Боже мой! Избавь меня из руки нечестивого, из руки беззаконника и притеснителя».

Пс.70,1-4

Этап остановился в колонне, где сосредоточивали людей, осужденных по 58-й статье. Еще когда подвели их к зоне, Лева узнал, что это та самая колонна, в которой находится брат Михаил Данилович Тимошенко. Как только Лева был освобожден после санобработки, он пошел его искать. Их встреча была больше чем радостная. Михаил Данилович сильно постарел, волосы на голове были белые, но держался он все так же прямо и бодро, работая на тяжелых земляных работах.

Особой радостью для Левы было то, что его поместили в тот барак, где находилась та бригада, в составе которой был и Михаил Данилович. Вечерами, когда бараки запирали на замок, Лева стелил свою телогрейку рядом с постелью брата и они несколько часов проводили в беседе. Не прошло и недели, как Лева крепко полюбил своего собеседника.

Он был христианин необыкновенной веры и надежды. Несмотря на большой страдальческий путь (он был в тюрьме и при царском режиме), несмотря на многие ссылки и тюремные заключения в последние годы, он был полон небесного оптимизма. «Лева, верь, — говорил Михаил Данилович, — придут времена необыкновенной свободы для Евангелия в нашей стране. В самых больших зданиях, в самых больших залах будет проповедано Евангелие для народа. Вот мы сейчас страдаем, унижены, выброшены, как сор, из жизни народа, но придет время — будут наши братские музеи, где будут выставлены документы страдальцев за Христа. Эти музеи будут самыми популярными в нашей стране. Храни письма, храни все, что связано с заключением, всякие бумажки об освобождении, об обысках, ведомости на обмундирование, — все это нужно будет для истории, для музеев. Люди будут знать, как Бог вел детей своих, давал им силы переживать все и прославлять Его святое имя».

Но не только о будущем говорил брат Тимошенко. Он часто вспоминал и минувшее. Свою деятельность, старых братьев и, не стыдясь перед Левой, раскрывал свои ошибки и сердечно каялся в них.

— Вот мы спорили, воевали со стариками, с Голяевым Ильей Андреевичем и другими. А напрасно было так поступать, и даже нехорошо. Надо же всем иметь кротость, снисходительность, а этого у нас с Николаем Александровичем не хватало. Были ошибки у меня лично, и вот Господь направил в это горнило, чтобы очиститься, быть драгоценнее огнем очищенного золота. Это Его милость.

Какие именно были у него лично ошибки, Лева старался не расспрашивать, и то, что они были у Михаила Даниловича, ничуть не уменьшало восторженное отношение к нему Левы.

Михаил Данилович рассказывал также о своих литературных трудах, о работе в редакции журнала «Слово истины» и своих планах и намерениях.

— Только бы Господь открыл дверь благовестия в нашей стране, и все бы, все служили Иисусу. И это будет, — утверждал он.

Лева слушал, и вся его душа горела горячим желанием увидеть эти славные дни, когда любовь, мир и радость Христовы рассеют тьму злобы, ненависти, греха и беззакония.

— А когда это будет? — спрашивал Лева.

— Не знаю. Я-то не доживу. Ты, возможно, доживешь… Утром, как всегда, зловеще звенел металл — били кувалдой по подвешенному рельсу, начинался подъем, заключенные спешили в столовую, а затем на развод.

Приближалась осень, но погода стояла еще жаркая. Строились бригады у вахты. Стоя в рядах своей бригады, Лева наблюдал, как Михаил Данилович, одетый в арестантскую рубаху и брюки, с узелком хлеба подходил к своей бригаде, останавливался, смотрел на небо и что-то пел. Тихо напевая гимн, он выходил на работу. Конвой окружал бригады, и люди выходили на трассу.