Шрифт:
Ей очень помог родич Юлия, которого звали Луций Юлий Цезарь, но Клеопатра так ни разу и не обратилась к нему по полному имени, хотя называть его просто Луцием с точки зрения римских традиций было попросту неприлично. Родич Юлия оказался человеком тактичным и все воспринял правильно:
– Береги ее, – сказал он Мардиану, безошибочно определив, что из всей царской свиты именно этот человек является не только слугой, но и другом. – Многие женщины любили Юлия, но, похоже, ни одна не переживает его смерть так тяжело.
Глава 21
– Как он выглядел?
Мардиан, докладывающий своей царице о состоянии дел в Александрии, чуть не подавился собственными словами.
В том, что вопрос касался Цезаря, у него не было никаких сомнений: достаточно было взглянуть царице в лицо. Губы подобраны, кровь отхлынула от щек, глаза…
О, эти глаза! Мардиан подумал о том, что, пожалуй, готов тоже умереть такой тяжелой паскудной смертью, как Цезарь, лишь бы его царица, вспоминая о старом друге, глядела такими глазами.
Но почему она задала этот вопрос именно сейчас? Уже почти полгода, как они вернулись в Александрию, и за это время она ни разу – ни разу! – не только не спросила о похоронах, но даже не упомянула о Юлии. Сперва Мардиан был уверен: это – проявление скорби. Позже засомневался: а может, ее боль была не столь уж сильной и просто уже прошла? Может, Луций Цезарь ошибся?
И вот сейчас, глядя в это, словно моментально высохшее, лицо, он понял: боль не прошла до сих пор. Может быть, только сейчас стала уменьшаться, поэтому она и задала этот вопрос. Раньше не задавала потому, что не могла, а не потому, что не хотела.
– Он…
Цезарь был сильно изуродован, и поэтому египетский врачеватель, который находился с ним почти постоянно (еще с момента, когда Юлию впервые стало плохо в Александрии), буквально сделал ему новое лицо. Вся левая часть была сделана из воска – это Мардиан узнал от самого Менсы, – но, пожалуй, ей этого говорить не следовало.
– Он выглядел… величественно. На голове – венок из дубовых листьев, corona civica, на…
– Не надо, – она устало махнула рукой и поморщилась. – Я не о том. Я… знаю, что на него нельзя… нельзя было смотреть, когда… Словом, скажи: Менса сделал все как надо? Я знаю, для него это было важным – не выглядеть…
Какое слово она не договорила? Жалким? Вряд ли: Цезарь не мог выглядеть жалким даже с отсутствующей половиной лица. Но уточнять Мардиан не стал.
– Моя царица, Рим оплакивал своего…
Кого? Повелителя? Царя? Эти, которые убили его, были уверены, что Цезарь хочет стать царем, но у Мардиана, практически не общавшегося с Юлием и знавшего его в большей мере по рассказам Клеопатры, была твердая уверенность в том, что как раз этого-то Юлий и не хотел.
– Знаешь, Мардиан, – тихо произнесла царица, – пожалуй, лучше не рассказывай мне о похоронах. Когда вырастет наш сын, расскажешь ему. А я… Я не видела его мертвым. И для меня он… ушел на запад. Или – к своим предкам-богам.
Юлий ушел, а ей нужно продолжать жить. И для начала…
Ей вдруг вспомнился один разговор с Юлием, когда он пообещал передать подарок для Аполлодора. Пообещал, но так и не успел. Потому что умирать он не собирался. А она пока не собиралась уезжать.
Кто подскажет ей? Кто?!
Мардиан? Но как ей объяснить ему, что Аполлодору полагается подарок «от Цезаря», а ему самому – нет?
Нет, конечно, Юлий не хотел обидеть Мардиана, однако он почему-то даже не вспомнил о нем. Может быть, потому, что Сицилиец оставался в Египте, а Мардиан постоянно находился при ней.
А может, потому, что Юлий считал Мардиана рабом, а следовательно – не тем человеком, который заслуживает подарка?
Так или иначе, а больше спросить совета ей не у кого. Не с четырнадцатилетним же Птолемеем советоваться?
Что же делать?
Она могла допустить неделикатность по отношению к кому угодно, но не к Мардиану.
Значит, придется ему солгать. Заодно она поинтересуется и у него – что хотел бы получить в подарок он сам.
Мардиан выслушал ее, кусая губы.
– Ты лжешь, моя царица, – спокойно сказал он. – Но твоя ложь делает тебе честь. Цезарь не мог разговаривать с тобой насчет подарка мне, поскольку мне он подарок сделал.
– Какой?
– Он хорошо понимал меня. И сделал мне именно такой подарок, какой я хотел получить больше всего.
– Ну какой же?!
Как в давние времена, Мардиан щелкнул ее пальцем по носу.
– Много будешь знать, плохо будешь спать, моя царица!
Оказывается, она способна испытывать любопытство. Значит, жизнь возвращается…
– Мардиан, лучше ответь!
– Я так люблю, когда ты улыбаешься, моя царица! Твоя улыбка – как солнышко: освещает и согревает все вокруг.