Так он и сказал. Ага, держи карман шире.

— Все зависит от времени года, — с умным видом изрек Билл, целуя девичью головку, примостившуюся у себя на плече. — Вот зимой у меня кожа сохнет. Значит, нужен крем для сухой кожи. А летом кожа жирная…

— Это ты мне сейчас по ушам ездишь по поводу зимы и лета? — хмыкнула она.

— Не, ну сделай вид, что хотя бы веришь, — обиженно выпятил он губы. И хихикнул.

— Хорошо. Про крема я, допустим, поверила. Но зачем тебе воск и шампунь для дред? — наивными глазами смотрела она на него.

Адель была его другом уже много лет. Наверное, всю жизнь. Хотя она утверждала, что они познакомились всего лишь в шестом классе. Она была новенькой, робкой, забитой девочкой в очках с толстыми линзами. И ей не повезло сидеть впереди Каулитцев. Тонкие, похожие на крысиные хвостики, косички не давали близнецам покоя ни на уроках, ни на переменах. Однажды, доведенная до отчаянья, Адель, после того, как мальчишки в очередной раз привязали атласные ленточки к спинке стула, развернулась и со всей силы двинула по одному из них тяжеленным портфелем. А когда второй полез защищать брата, то тоже получил спортивной курткой по голове. Вроде бы что тут такого, подумаешь, легкой курточкой по голове… Если бы на предыдущей перемене она не обменяла у Тори фигурку Микки-Мауса на большой стеклянный шарик, который и покоился в кармане той самой легкой спортивной куртки, в мгновение превратившейся в тяжелое орудие мести. Шишак у Билла на лбу был таким знатным, что он умудрился начать им гордиться. После этого близнецы по умолчанию стали считать Адель своим человеком.

Лет до шестнадцати она была для них своим парнем. Иногда они отдалялись друг от друга, когда у кого-то на горизонте появлялась пассия, иногда становились как никогда близки. Адель почти не делилась с ними своими секретами, а близнецы не посвящали ее в свои тайны. Но между ними была сильная связь. Они всегда знали, что именно этот человек, независимо от ситуации, натурально вывернет наизнанку любого, кто посмеет обидеть друга.

А потом она как-то очень быстро распустилась. У нее внезапно появилась грудь и округлая попа, тонкая талия и ровные ноги с соблазнительными коленками-капельками. Ее движения стали мягкими и женственными, взгляд томным, с поволокой. Она начала ходить на высоких каблуках и носить короткие юбки. Сделала короткую стрижку и покрасила волосы в ядовитый красно-рыжий цвет. Очки тоже куда-то исчезли. Вроде бы ей сделали операцию по восстановлению зрения. И близнецы поначалу расстроились, что их пацаненок Адель, всегда бегающий в рваных джинсах и раздолбанных кедах, вдруг стал девушкой.

Билл не помнил, как оказался с ней в одной постели. Они и раньше вместе спали. Бывало, что и втроем, вчетвером, когда зависали где-то в компании, и надо было как-то улечься на маленьком диване максимальным количеством тел. Помнил, что тогда и он, и она были пьяны. Помнил, что упоительно целовался с ней и плотно прижимался возбужденным членом к бедру. Помнил, как жадно стаскивал с нее трусики и грубо входил. Она запрокидывала голову назад, а по шее стекали соленые капельки. Когда девушка кончила, из глаз потекли слезы. Ровно две слезинки. Он собрал их губами, чувствуя себя самым счастливым на свете.

Утром ему было стыдно смотреть на засосы, которые она старательно прятала, прикрывая шею руками, мило отшучивалась на язвительные вопросы Тома, и… Она сказала, что это был просто секс. Не более. Просто дружеский секс. Потом «просто дружеским сексом» они занимались довольно регулярно, не зависимо ни от чего, ни от наличия подружки или друга у кого-то, ни от плохого настроения, ни от причуд погоды. Адель могла позвонить и сказать всего два слова: «Я хочу». И Билл бросал все дела и ехал к своей самой лучшей любовнице. Так же часто делал он сам. «Я хочу» — и один из них срывается и летит к другому. Это был их пароль. Потом Адель поступила в Университет и перебралась в Берлин к великому неудовольствию Билла. А сейчас он сам переехал сюда пять дней назад. Немного разгреб вещи, передвинул мебель, как хотел, кое-чего докупил по хозяйству. А потом нашел ее телефон. Позвонил. Выдохнул тихо: «Я хочу» — и продиктовал адрес. Адель приехала через час. Восхитительно красивая. Необыкновенно сексуальная. Божественно волнительная. Когда она кончила впервые, из ее глаз сорвалось две слезинки. Он нежно улыбнулся и подхватил их языком. Иногда ему казалось, что если бы не эти две слезинки, он бы никогда не стал с ней встречаться и заниматься любовью…

— Слушай, — протянула она, упершись ему в грудь острым подбородком. — А Том когда приедет?

— Соскучилась? — поморщился он недовольно.

— Нет, напряжена немного.

— Почему?

— Просто ты с такой любовью его комнату обставлял, как будто он вот-вот появится, а ты хочешь сделать ему сюрприз.

— Здесь нет его комнаты. Это только моя квартира, — резко и зло ответил он.

Она скептически приподняла брови. Потом ласково улыбнулась и поцеловала его в губы.

— Я сделаю тебе что-нибудь поесть, не возражаешь? Не люблю, когда ты злишься.

— Прости… — виновато опустил он глаза. — Мы поссорились. Очень сильно. Я не хочу говорить об этом.

— Не вопрос, — провела пальцами по скуле, потерлась кончиком носа о кончик носа. Встала и надела его футболку. — Каулитц, я слишком давно тебя знаю, и вижу, что с тобой происходит. Вы за четыре дня друг другу ни разу не позвонили, а обычно звоните десять раз в час. Ты передвинул тут всю мебель, переставил ее так, как стоит у вас в Гамбургской квартире. А если я тебе скажу, что ты спишь в комнате, как у Тома, и там на полках стоят крема, как у Тома, в стакане щетка, как у Тома, да и станок тоже, как у Тома, молчу про воск и специальный шампунь, то кого ты тут пытаешься обмануть — меня или себя? А бейсболка Тома в прихожей лежит просто потому, что ты вдруг «случайно» прихватил ее с собой? Да и меня ты тут удерживаешь всеми правдами и неправдами не потому, что ты сто лет не трахался, а потому, что боишься остаться один.

— Ты всё сказала? — вскочил он. Ноздри раздуваются. В глазах ярость. — Всё?! Вали отсюда! Мне никто не нужен!

— Давай куда-нибудь сходим? В какое-нибудь тихое местечко. Поужинаем. Мне очень больно видеть, как ты то и дело смотришь на телефон и ждешь его звонка.

— Я вовсе не жду его звонка. Мы через пять дней улетаем в Америку, а Дэвид мне до сих пор ни разу не позвонил.

Адель закатила глаза, всем своим видом показывая, что отговорка явно дебильная.

— Я бы хотела, чтобы ты сегодня улыбался. Только не так, как ты пытаешься скалиться все эти дни, а по-настоящему, как ты всегда улыбался. Сможешь?