Шрифт:
— Свет зажгите.
Управдом уже шарил рукой по стене, разыскивая выключатель. Под потолком засветилась неожиданно яркая лампочка.
Перед Бурунцем стоял спокойный человек средних лет в шелковой пижаме.
— Почему долго не открывали? Ведь два звонка — это к вам?
— Спал,- насмешливо ответил баритон.
Этот голос как-то непонятно тревожил Бурунца, вызывал неясные воспоминания…
Раскрылась дверь в другом конце коридора. Выглянула испуганная женщина:
— Что случилось?
— Милиция,- объяснил Бурунц.- Вы хозяйка квартиры?
— Больше муж… Сейчас он на работе… Но и я тоже, конечно, хозяйка… А что такое?
— Вы наших звонков не слышали? Почему не открывали?
— Если два звонка, то к ним…- Хозяйка указала на мужчину в пижаме.- Нас специально просили на такие звонки не выходить.
— Сдаете комнату этому гражданину?
— Да, временно… Недавно сдали на три месяца…
— Где его комната?
Мужчина в пижаме сделал приглашающий жест.
— Вопросы насчет меня прошу задавать мне,- веско заявил он.
Вошел в комнату, сел на диван и спросил:
— Начальник, а у вас есть право беспокоить людей?
Он поднял над глазами рыжие брови, встряхнул головой, и светлые волосы покорно откинулись назад. Жест этот тоже показался Бурунцу знакомым. Очень хотелось вспомнить, где и когда он видел этого человека.
Комната была маленькая и узкая. Мебель стояла вдоль стен. Милиционеры открыли, осмотрели, потом отодвинули шифоньер, перетащили на другое место стол…
— Могу ли я узнать, начальник, что ищут в моей комнате?
Бурунц неторопливо разъяснил:
— Ищем материал, похищенный с нашей шелкоткацкой фабрики.
Он не спешил с осмотром. Проще всего, конечно, было бы сразу поднять сиденье дивана. Хорен утверждал, что шелк спрятан там. Но нельзя, чтобы Зуб заподозрил Хорена. Дойдет очередь и до дивана.
— Вставай, друг, вставай! — Милиционер подошел к дивану.
Зуб заиграл рыжими бровями.
— Хотелось бы слышать «вы», а не «ты».- Он усмехнулся.- Милиция, будь вежлива со своими клиентами!
Держался он что-то слишком уж уверенно, даже нагло. А вдруг Хорен соврал и никакого шелка здесь нет?
Когда милиционеры поднимали сиденье, Бурунц уловил в глазах преступника выражение мимолетного торжества. И тут же увидел, что под сиденьем пусто.
А все же совсем недавно тут что-то лежало. Дно было покрыто свежей газетой. Ни пылиночки. Под газетным же листом — слой многолетней пыли, скопившейся особенно густо по углам.
Обыск продолжался, но Бурунц уже знал, что найдено ничего не будет. Шелк куда-то перепрятали.
Он вышел в коридор и постучался в дверь к хозяйке. Встревоженная женщина пригласила его в столовую.
— Ваш постоялец ничего не передавал вам на хранение?
— Нет, что вы! — Женщина замотала головой.- У нас не такие отношения…
— Он организатор крупной кражи государственного имущества,- предупредил Бурунц.- Так вот, как бы вам не оказаться случайно замешанной в плохом деле.
Хозяйка твердо встретила его взгляд:
— Ни за что, товарищ майор! Он всего дней пять как к нам въехал. До сих пор не прописанный. Все не дает документов. Говорит, якобы он бухгалтер и где-то работает по соглашению, а сам почти все время дома.
— Сегодня с утра уходил куда-нибудь?
— Сегодня — нет.
— А вчера?
— Да. Купил два больших чемодана, чего-то в них укладывал, потом вышел с ними и влез в такси — я в окно видела…
Бурунц вышел в коридор. Шелк увезен из квартиры — это ясно. Но где теперь его искать?
Милиционеры уже закончили обыск и ждали начальника. Он подозвал одного из них и громко распорядился:
— Будете следить за этим человеком! Оснований для его ареста мы пока не нашли. Но глаз с него не спускать. Куда бы ни пошел — идти за ним!
— Не упущу, товарищ майор!
— Это что же, нянечку ко мне приставляете?
Густой баритон прозвучал насмешливо и опять очень знакомо. Прикрыв на мгновение глаза, Бурунц мысленно старался сквозь наслоения многих лет вызвать в памяти все то, что было связано с этим голосом. И, словно прорвав туманную пелену, ему представилась пустынная ночная дорога, потом машина с бандитами, которую он один задержал на шоссе,- задержал на целых двадцать минут, пока не прибыло подкрепление. И густой баритон вожака шайки и его слова, адресованные Бурунцу: «Дай-ка полюбуюсь… Запомнить хотелось бы…»