Аспрам долго колебалась. Но, когда ее подруга, телефонистка Вануи, прошла по селу, блестя красными ногтями, она не смогла устоять.

Степан Бурунц отодвинул сковороду и шумно поднялся с места. Он взял большую руку жены, измученную трудной домашней работой, и брезгливо повертел перед глазами. Рука с накрашенными ногтями не понравилась ему. Он положил ее на стол, как оставляют ненужный предмет, и пошел надевать гимнастерку. Аспрам следила за ним потускневшими глазами.

— Кто-нибудь видел? — спросил он.- Хвасталась уже?

Возвращаясь из парикмахерской, Аспрам прошла по селу, то и дело заговаривая с соседками. Поправляла волосы, жестикулировала. Выставляла крашеные ногти. Маникюр на руках жены участкового уполномоченного видели десятки людей.

— Ты хоть бы подумала, что у тебя муж пока еще не народный артист республики. Мы с тобой в колхозе живем.

— Колхозники не должны быть культурными? — слабо возразила Аспрам.

Он властно распорядился:

— Этих маникюров в моем доме еще не бывало, слава богу, и чтобы в дальнейшем тоже не было!

Никогда еще он так не разговаривал со своей молодой женой. Очень сильно он рассердился на этот раз,

— Ты это красное смой!

— Оно не смывается,- шепотом ответила Аспрам.

— Соскобли! — Бурунц достал из ящика напильник и швырнул на стол.- Вот, оказывается, какое представление у тебя насчет культуры!

Аспрам посмотрела на напильник, и вдруг заплакала.

— А какое у тебя представление? — с трудом выговорили ее дрожащие губы.- Ты посмотри, как жены других руководителей живут…

— А я не руководящий. Так что это тебе не в пример.

— Все же — капитан. Я думала: ты повышаешься, и я повышаюсь. А если не хочешь, то и не надо. Могу простой пешкой быть.

Она взяла напильник и пошла в другую комнату. Потом приоткрыла дверь.

— Насчет Воронцова — это все правильно, Степан. Там, Шагэн говорит, громадная растрата…

Бурунц только рукой махнул.

Но он напрасно махнул рукой.

В окно его дома уже стучался Алексан. Ни разу Бурунц не видел старика в таком волнении. Даже губы у него дрожали. Бухгалтер приехал на машине-полуторке. Первым делом спросил:

— У тебя что, телефон не работает? Мы с утра звонили, звонили…- Сорвал с головы шапку, швырнул на пол.- Беда, Степан! Ослепнуть бы мне лучше!

В машине он немного успокоился и все подробно рассказал.

Произошло какое-то недоразумение. Колхоз считал, что у него на текущем счете больше денег, чем числилось по записям банка. Алексан вместе с Воронцовым начали проверять чеки. Смотрят, на одном стоит цифра «тридцать тысяч», а прописью обозначено только три тысячи. Значит, ноль подставлен, подделан. У Алексана словно что-то оборвалось. Он взглянул на Воронцова, а тот, подлец, и глазом не моргнет.

«Что это значит? — тихонько спрашивает Алексан.- Кто вносил в банк деньги?»

«Вносил-то я,- отвечает,- а вот кто потом нолик приписал, этого не знаю».

«Так сколько же ты внес, подлец?»

Вот в этом-то все дело и было, что внес он в банк три тысячи, а колхозу показал, что на текущий счет положено тридцать. И молчит, негодяй, в глаза не смотрит-и не отказывается и не признается».

Алексан начал ворошить другие чеки: внесено восемь, цифрами показано «двадцать восемь». Один чек особенно испугал его. Проставлена цифра «сто тринадцать тысяч», а прописью — всего «тринадцать».

«Это когда мясо продазали? — спросил он у Воронцова.- Пять тонн, да? Ты, пройдоха, возил?»

«Да,- кивнул Воронцов,- я возил».

«Негодяй ты! Прощелыга! Убить тебя мало. Ты цифры подделывал?»

Воронцов наконец признался:

«Давно жду, что меня разоблачат. Вы не торопились… Это я только лишь в последнюю минуту струсил и начал отказываться… Моя вина, товарищ Алексан!»

Крики в бухгалтерии услышали люди. Пришел агроном, заглянул кто-то из бригадиров. Позвали Сусанну Ростомян. Й долго никто не мог поверить, что Воронцов совершил такое преступление…

— Постой,- сказал Бурунц.- Можно подумать, что ты эти чеки первый раз в жизни увидел. Ты каждый чек должен был проверить!

Они сидели в кузове машины на каких-то мешках. В кабине, при шофере, говорить было неудобно. Мимо проносились густо-зеленые табачные плантации, потом потянулись фруктовые сады. По верхушкам деревьев бежал ветер. Мягкий воздушный ток освежал лицо Бурунца, но Алексану было жарко — то и дело он вытирал платком лоб.

— Нет, конечно,- вздохнул бухгалтер,- видел я эти чеки, что скрывать. И записывал в приход. Но — вот веришь, не веришь! — смотрел только на цифру. Как под гипнозом. Ведь этот подлец приучил, чтобы все ему доверяли…