«Вот войду, небрежно брошу шубу лакею – непременно небрежно брошу, потому что я — выгодная партия, богатый, раскрепощенный, без припадков, без неестественных усилий над горшком во время запоров, – граф Иннокентий Павлович репетировал, хотя понимал, что поступает глупо, а необходимо войти в расслабленное состояние души и тела, как во время танцев в бане с балериной Мими. – Церемонии, пустые слова, изумительнейшее необыкновенное, что в тягости становится неразумным, – всё покрыто красотой и обаятельностью моей невесты… гм… пока не невесты, но, возможно, что через час, или через два часа – невесты.

Затем – венчание, рысаки, смех, умильный обожающий взгляд Анны Игоревны, словно она меня взглядом обмывает на обмывочном столе.

Кровать молодоженов с множеством подушечек; атласное красное одеяло, перина с пухом гуся, балдахин из Парижа, непременно балдахин закажу у француза на Кузнецком мосту, чтобы люди завидовали моему счастью.

Графиня Анна Игоревна робко подойдет к ложу, перси её под тонким батистом трепыхаются, треугольник темного цвета, непременно темный, потому что…»

— Барин! К «Яру» едем? – Иван повернулся в тулупе, поднял лопату бороды.

— Что? К какому Яру? Дурак! – граф Иннокентий Павлович вышел из мягких розовых грёз, смотрел на кучера с ненавистью за неприглашенное вмешательство – так татарин разглядывает непрошеных русских гостей. Возникло желание огреть Ивана тростью по спине, но – бесполезно: толстый тулуп, слой жира – не достигнет удар нужного результата с болью, а рука графская пострадает, и трость обломается, потому что – тонкой индийской работы из слоновой кости. – Забыл, дурья башка?

К Ермолаевым едем!

— Мабыть! Ужо! – Иван отвернулся, свистнул на лошадей, словно соловей разбойник, а не возница достопочтимого графа.

«Почтительно, с долготерпением, нежно поцелую ручку старой графини…» – граф Иннокентий Павлович кусал губы, хмурился, потел, перебирал ногами, как кот перед диким псом.

Показался угол дома Ермолаевых!

— Стой! Дурак! Куда прешь! – граф Иннокентий Павлович вскричал в необычайном волнении с душевной болью гимназиста. – Ворочь! К «Яру»! К «Яру»!!!

«Неведомо, как я здесь оказался! – через недолгое время граф Иннокентий Павлович откинулся на мягкие подушки в отдельном кабинете ресторана «Яр» (балерина Эвка старательно танцевала на столе среди бутылочек и закусок). – Неведомо и непостижимо! Дзэн!»

БЛАГОДАРНОЕ

— Вы называете меня неучем, невежей и дураком, несравненная Светлана Витальевна, а я в огорчении от ваших слов – так огорчается поросенок без проса. – Купец Иван Силантьевич Полушкин, молодой, в красной поддевке, рыжебородый, румяный, в яловых сапогах тянул руки к графине Неверовой Светлане Витальевне, словно собирал малину с медведями. – Человек – высшее существо, будь он купец или граф!

— Полноте, Иван Силантьевич, – графиня Светлана Витальевна коротко хохотнула, но поняла, что смех не великосветский, поэтому приложила платочек к губам, будто стирала смех. – Графы и князья – высшие существа, а купцы – мужики в сапогах.

ХАХАХА!

Потешно я выразила мысль – мужики в сапогах!

Вы куртуазничаете со мной, пожалуй, что даже не куртуазничаете, потому что на куртуазности способны только натуры возвышенные, эстеты, искусствоведы и депутаты Государственной Думы.

Амурничаете, хотя я вам повода не давала, а, если бы и давала, то нет у вас шансов, а у меня желания, потому что гусь свинье не товарищ – это я говорю нарочно мужицким языком, мы изучали мужицкий в Институте благородных девиц; мужицкий русско-народный язык вы поймете.

Не пара я вам, Иван Силантьевич, не пара купцу неграмотному.

Не утомляйте меня больше своими притязаниями, Иван Силантьевич! – графиня Светлана Витальевна в глубокой задумчивости подошла к окну, жадно выискивала женихов около усадьбы, да нет женихов по причине бедности графини и отсутствия за ней должного придания для эстетов и культурологов, только купец сватается, но купец – пыль, несерьезно, пошло и отвратительно. – Пойдите, пойдите же вон, мужик в сапогах! АХАХАХАХАХ!

— Ну, ежели так, то я, с величайшим почтением и в досаде, удаляюсь! – купец Иван Силантьевич пятился к дверям, как рак к норе. – Полагал, что ваша знатность и мои миллионы, что перешли ко мне от почившего папеньки, станут дополнением, как коса к сохе.

— Стойте, стойте, несносный шалун! – графиня Светлана Витальевна, порывисто, как с обрыва в реку, подбежала к Ивану Силантьевичу, взяла его широкие ладони в свои маленькие ладошки! – Вспомните, как в Писании Архангел принес благую весть.