— Неопределенность событий есть война и мир! – девка Наталья Ростова заколыхалась от смеха, хлестала графа по оголенным ягодицам березовым веником с листьями.

— Неопределенность? Хм? – граф Лев Николаевич Толстой задумался надолго, а затем хлебнул квасу и произнес с противодействием своим ощущениям – так карась гонится за щукой. – Смысл неопределённости не определен дзэном!

ВОЛШЕБНОЕ

Врач Антохин Антон Павлович лечил только бедных крестьян, в чем видел пользу Отечеству и приростание здоровых людей.

На прием к богатым Антон Павлович не выезжал из принципа, даже пенсне-с не вытаскивал из кармана, когда его умоляли навестить тяжело больного графа или графиню.

Земское дворянство определило бы Антона Павловича в сумасшедший дом, но крестьяне с косами и вилами отстояли лекаря:

— Волшебник он! Чародей! Денег не берет и девок не щупает!

— Да, я волшебник и чародей! Дзэн! — Антон Павлович радовался, ему льстило, что крестьяне его возвеличивают, словно Римского сенатора, и ставил клизьму с перцем очередному пациенту, хотя пациент жаловался на зубную боль.

ВЕЧНОЕ

Помещица Салтыкова Евграфья Васильевна мечтала о вечной молодости со львами и зебрами в конюшне.

В детстве Евграфья Васильевна читала книжки с картинками об Африке, и мечтала о львах и зебрах.

Диковинных животных она видела в зоологическом саду в Санкт-Петербурге, но не купила по причине дороговизны тварей.

Время шло, и Евграфья Васильевна видела, что стареет, как коряга – даже мечты о зебрах и львах не помогали.

Задумала она стать вечно молодой, как статуя Аполлона в музее Эрмитаж.

Евграфья Васильевна, что только не перепробовала: спала с молодыми балеронами, пила кровь младенцев, высасывала мозги девушек, прокалывала иглами сердца крепостных, варила заживо в кипятке приезжих индейцев, живьем глотала цыплят.

Вечная молодость не наступала, а старость скакала огромными прыжками мастодонта.

Однажды Евграфья Васильевна на ужин поедала селезенку молодого балерона (танцор с ужасом сидел рядом и переводил взгляд с дырки на теле на свою селезенку на столе), скрипнула дверь и вошел старец в капюшоне и с посохом в руках.

— Ведун! Дракар! Чародей! Подари мне вечную молодость! — Евграфья Васильевна Салтыкова сразу поняла, что перед ней кудесник, потому что простых людей стража не пропустила бы в дом.

— Что есть вечное? – старец задумался, поднял посох, как молнию. – Вечное есть – злато! Дзэн!

Старец ударил посохом в темечко помещицы, как лед расколол на реке.

Тело помещицы со стуком упало на дубовые половицы, и старец добил танцора без селезенки – чтобы не рассказал людям о случившемся.

Затем ведун переворошил сундуки, забрал злато и серебро, и с тихим хихиканьем вышел из горницы в вечность.

ЕСТЕСТВЕННОЕ

— Что же вы, поручик, неловкий, как стреноженная макака из зоосада? – графиня Елена Дмитриевна Бармихина потешалась над поручиком Семеном Михайловичем Радищевым. – Волан – игра спортивная, простая, а вы стоите, столб столбом, словно вас из Египта привезли в телеге.

Бегите, отбивайте волан, поручик!

АХАХАХАХАХ!

Это же естественно, просто!

Графиня Елена Дмитриевна в обтягивающем трико, нарочно приобретенным для игр на свежем воздухе, причем куплено не у русских купцов, а у бесстыдных французов, что жалеют материю на костюмы, бегала за воланом, наклонялась, пуляла волан в сторону поручика Радищева, как стрелу Амура запускала.

— Естественно-с! Дзэн! – поручик Радищев прикрывая чрезмерно натянутые панталоны, на деревянных ногах шел к волану, также древянно наклонялся, поднимал волан левой рукой, а правой загораживал чресла, бросал волан в сторону гибкой графини, которая не замечала, что спортивный французский костюм слишком откровенен, как если бы его и не было.

ВООБРАЗИМОЕ

Граф Польских Андрей Семенович обожал командовать, словно груши глотал целиком, с черенками, когда командовал.

В удобное время он созывал дворовых людишек, приказывал им, руководил, отмечал довольство или недовольство на лицах подвластных.

И знатные друзья не избегли участи находиться под командованием графа Андрея Семеновича, потому что он — влиятельная особа, принят ко двору, и богат до неприличия, как золотая кровать под серебряным балдахином.