[1588 г.]

В следующем году не случилось ничего примечательного — ни войны, ни бунта, ни казней. Неспешно и незаметно текли дни, неотличимые один другого, особенно у царя Федора.

«Царь встает обыкновенно в четыре утра, даже летом до рассвета. Покончив с одеванием, он посылает за духовником, тот является с большим крестом и, коснувшись им лба и щек государя, подносит крест к устам для целования. За ним следует дьякон с иконой святого, память которого в тот день празднуется по святцам. Ее ставят на самое почетное место среди бесчисленных икон, которыми увешана сверху донизу комната царя, все иконы в богатых ризах с жемчугом и драгоценными каменьями, неред ними горят восковые свечи и неугасимые лампады. Федор сейчас же становится на молитву перед принесенной иконой, четверть часа усердно кладет земные поклоны. После этого духовник кропит его святой водой, поставляемой по очереди многочисленными русскими монастырями в знак благоговейного почтения к государю. Совершив первую утреннюю молитву, царь посылает справиться о здоровье царицы, о том, как она почивала. Получив ответ благоприятный, царь идет на половину царицы и проводит там некоторое время. Затем они отправляются вдвоем в домовую церковь к заутрене, которая длится около часа. По возвращении царь отправляется один в приемную палату и, сидя в большом кресле, принимает тех бояр, кого считает достойным этой милости. Около девяти часов он отпускает своих приближенных и отправляется звонить к обедне, исполне-

нию этой обязанности может воспрепятствовать только нездоровье царя. Обедня в одном из московских храмов занимает около двух часов, после чего царь возвращается во дворец обедать. Обед, несмотря на обильность и присутствие большого числа народу, не затягивается, после него государь почивает три часа, затем опять идет в церковь к вечерне. Оставшиеся часы до ужина он проводит с супругой в нешумных забавах, среди которых достойное место занимает рассматривание работ золотых дел мастеров и иконописцев. После ужина царь снова усердно молится вместе со своим духовником и получает его благословение на сон грядущий. Отклонение от этого порядка допускается только по воскресеньям и большим праздникам, когда государь посещает монастыри в окрестностях Москвы».

Так, не понимая уклада жизни русской и посему иронично, доносили послы иноземные своим государям. Тем более слов лестных находили они для Бориса Годунова, которого называли правителем. И поражались милостями, которыми царь щедро осыпал своего шурина и все семейство Годуновых. Как только Борис Годунов остался единственным опекуном, царь пожаловал его чином конюшего. Это тем более всех поразило, что почти двадцать лет, со смерти боярина Федорова-Че-ляднина, это место пребывало свободным. По чину было и особенное денежное жалованье, родовая деревенька Бориса под Вязьмой весьма изрядно приросла землями, поглотив самою Вязьму; кроме того, Борис получил еще прекрасные луга на берегах Москвы-реки с лесами и пчельниками. То же и все их семейство получило хорошие земли и поместья, а сверх того доходы с областей Двинской и Ваги, казенные сборы московские, рязанские, тверские, северские. Общий годовой доход семейства перевалил за миллион рублей, Борис же хвастливо говорил, что он может на собственном иждивении вывести в поле до ста тысяч воинов.

Из прочего: поставили в Кремле новые палаты Денежного двора, приказов Посольского и Поместного, Большого Прихода и дворец Казанский.

[1589 г.)

В году сем случилось событие, одно их величайших в истории русской — в Москве был утвержден патриарший престол. Много лет народ русский грезил об этом, но в предыдущее царствование это не могло быть осуществлено, царь Иоанн при всей своей набожности ревниво следил за ростом богатства монастырского, враждовал с митрополитами из-за их попыток смирить его свирепство и сластолюбие и помыслить не мог вложить в руки святым отцам столь сильное оружие. Несомненно, что утверждение в Москве патриаршего престола еще более возвеличивало и державу Русскую, и Церковь православную, столь же несомненно, что оно умаляло власть царскую. Лишь царь Федор, богобоязненный и невластолюбивый, мог решиться на такое дело. И помощником ему в этом был Борис Годунов, который, лелея в душе планы дальние, хотел еще выше вознести своего клеврета верного, митрополита Иова.

Самым сложным было организовать приезд в Москву главы Вселенской Православной Церкви, патриарха царьградского Иеремии. Дело было неслыханное, но стесненные обстоятельства вкупе со щедрыми обещаниями Годунова смирили гордыню патриаршую. Приняли патриарха со свитой с почетом, разместили просторно и богато, тем не менее переговоры, которые вел лично Борис Годунов вместе с дьяком Андреем Щелкаловым, шли трудно и продолжались более года. Иеремия, не возражая против учреждения патриаршества на Руси, хотел сам взять в руки посох патриарший, но это шло против воли Годунова. Возражали и святые отцы, узревшие ересь великую в том, что иерархи царьградские крестятся тремя перстами и возглашают трегубую аллилуйю. Много разного говорили потом об этих переговорах, даже и то, что в какой-то момент дьяк Щелкалов угрожал утопить строптивого митрополита мальвазийского Иерофея, состоявшего в свите патриаршей. Как бы то ни было, Иеремия со всем согласился и представил подробное описание церемонии поставле-ния патриарха: надлежит Собору Священному голосованием

тайным избрать из рядов своих трех кандидатов, после чего царь должен утвердить на престоле одного из них. Годунов тут же составил наставление письменное для Собора Священного: «Надлежит вам втайне избрать троих, митрополита Иова Всея Руси, архиепископа Александра новогородского, архиепископа Варлаама ростовского. Потом благочестивый царь Федор соизволит избрать из трех одного Иова митрополита в патриархи». Все так и произошло с редким единодушием.

По случаю учреждения патриаршества и избрания первого Патриарха Всея Руси был в Москве праздник величественный. Началось все с торжественного обряда посвящения Иова в патриархи, совершившегося на литургии в кремлевском храме Успения, там Патриарх Вселенский благословил Иова как сопрестольника великих отцов Христианства и, возложив на него руку дрожащую, молился, «да будет сей Архиерей Иисусов неугасаемым светильником веры». Затем расчувствовавшийся царь Федор собственною рукою возложил на Иова драгоценный крест с животворящим древом, бархатную зеленую мантию с полосами, низанными жемчугом, и белый клобук со знамением креста; подал ему жезл Святого Петра митрополита и в приветственной речи велел именоваться главою епископов, отцом отцов; Патриархом всех земель Северных, по милости Божией и воле царской. Потом был крестный ход, Иов ехал верхом на осляти вокруг стен кремлевских, кропя их святою водою, осеняя крестом, читая молитвы о целости града, вел ослятю Борис Годунов.

Почти век минул с тех пор, как впервые произнесены были слова чеканные: «Москва — третий Рим». И вот в утвержденной грамоте об избрании Иова на русский патриарший престол прозвучало, наконец, громко: «Ветхий Рим, Миц-Рим, пал от непомерной гордости своей, второй Рим, иже есть Царь-град, от безбожных турок обладаем, твое же, о благочестивый царь, великое русское царствие — третий Рим — благочестием всех превзыде, и вся благочестивая царствие в твое едино собрана, и ты един под небесем, христианский царь, именуе-шись во всей Вселенной, во всех христианех».

Но на этом не остановилось возвеличивание державы Рус-

щр‘ ЙЭ5 -

ской и царя православного. Именно тогда Федор стал величаться не просто царем, а самодержцем Русским, сама же держава сменила название, стала вместо Руси именоваться Россией.

Пока на Руси шел праздник мира и благочестия, новый крымский хан Казы-Гирей обрушил свои орды на Польшу и Литву и выжег дотла их южные земли.

Из прочего: заложили город Царицын, на Волге на Переволоке.