Несомненно, что именно иноземцы нашептали Годунову, какое прибытное для казны дело завести кабаки казенные. В правление царя Иоанна, и отца его, и деда, в Москве ни одного кабака не было, только тот, что с дозволения царского держали немцы в Немецкой слободе, в Наливках, но туда вход простому люду был заказан. Лишь в опричное лихолетье расползлись по Руси кабаки самопальные. Но с концом опричнины кончилась и эта вольница, даже и в слободе Немецкой, которую, как уже было сказано, царь Иоанн разнес в пух и прах. Годунов этот обычай воскресил, и, хотя прибыток казне царской был действительно изрядный, он немало способствовал развращению народа русского.

Другой введенный Борисом Годуновым закон тоже был срисован с образца европейского. Крестьяне на Руси испокон веку имели свободу в день Юрьев переходить с места на место, от владельца к владельцу в поисках лучшей доли. Лучшая же доля виделась в богатых вотчинах боярских и в казенных землях, из-за чего деревеньки дворян малоземельных и худородных обеЗлюживались и приходили в упадок и разорение. Видя всеобщую ненависть к себе со стороны бояр и ища опоры в людях служивых, Годунов в угоду им прикрепил навечно крестьян к хозяину. Оттого пошла через несколько лет боярская

смута, крестьяне же, не имея иного выхода, бежали в земли вольные, умножая число разбойников и бунтовщиков.

Из прочего: восстановили древние Курск и Белгород, заложили Кромы, Оскол, Валуйки на южных рубежах, Пелым, Березов, Сургут, Тару, Нарым и Кетский острог в земле Сибирской, начали строительство новой крепости в Смоленске. В Москве же застроили домами каменными Китай-город, замостили улицы, провели глубокий ров между Кремлевской стеной и площадью Фроловской, которая теперь стала называться Красной за красоту ее, поставили два моста новых — через Неглинную к громадным каменным воротам, соединявшим стены Кремля и Китай-города, вел мост Воскресенский, крытый, с лавками купеческими по бокам, к воротам же Фро-ловским через ров лег тремя арками другой мост, ширины невиданной, в шестнадцать сажен.

[1598 г.]

Подходило к концу второе семилетие по смерти царя Иоанна, и Борис Годунов все явственней стал проявлять нетерпение. Царь Федор наблюдал его с улыбкой грустной и всепонимающей. Как-то принимали они оба участие в обряде священном перенесения мощей митрополита Алексия в новую раку. Свершив обряд, царь Федор передал раку Борису Годунову со словами пророческими: «Осязай святыню, правитель народа православного! Управляй им и впредь с ревностью. Скоро ты достигнешь желаемого, но помни: все суета и миг на земле!»

На Святки царь Федор тяжко заболел. Января 6-го во дворце царском собрались все бояре, святые отцы и дьяки, в спальне же государевой неотлучно находились царица Арина, патриарх Иов, Борис Годунов и бояре ближние. Угасающий царь слабеющими устами прошептал: «Ныне вверяю душу Господу, а державу супруге мой Арине, коей помощниками быть брату моему двоюродному Федору Никитичу Романову и шурину Борису Федоровичу Годунову». После сего патриарх Иов исповедал царя и причастил Святых Тайн. Ночью царь Федор скончался, тихо и незаметно, как и жил.

Царь Федор не оставил утвержденной духовной, и бояре немало подивились такому небрежению Годунова, во всем остальном столь предусмотрительного. Подивились и распоряжению царскому, но не посмели пойти против последней воли царя Святого, столь ясно высказанной, и немедленно присягнули царице Арине, хоть и было это против обычаев наших. Тогда же разослали гонцов во все города с извещением о кончине государя и о присяге новой, также повелели затворить вплоть до нового указа все пути в чужие земли, нашим же землям приказали блюсти тишину.

Похороны, состоявшиеся на следующий день по кончине, торжественностью превзошли даже Федорово венчание на царство. Бояре первейшие несли гроб с телом царя Святого, патриарх Иов вещал проникновенно: «Слез настоящее время, а не словес, плача, а не речи, молитвы, а не бесед», — и славил добродетели Федора, именуя его ангелом кротости и отцом чадолюбивым. Народ громко рыдал, оплакивая царя милосердного и скорбя о скончании рода великокняжеского, правившего три века на Руси. У царицы же Арины от горя случилось помрачение рассудка и упадок сил, так что на похороны ее буквально на руках принесли. Лишь Борис Годунов не мог изобразить скорби, даже во время панихиды ухитряясь отдавать какие-то приказания.

На девятый день по кончине царица Арина неожиданно объявила о своем намерении принять постриг и удалилась в монастырь Новодевичий. За ней последовал Борис Годунов, до самых сороковин он, презрев дела, сидел у ног сестры и уговаривал ее переменить решение. Уговаривали Арину патриарх Иов и все святители вместе, приходили под стены монастыря огромные толпы народа, стенали и плакали, молили царицу не покидать их, не оставлять державу в сиротстве, а народ без защиты перед своеволием боярским. Но Арина была тверда в своем решении.