Венчание Самозванца на царство было через три дня, июля 21 -го, сразу за Ильиным днем. Пышностью своей оно превзошло все предшествующие, поразив даже поляков.

Самозванец, возможно, еще долго мог бы удерживаться на престоле, но своими действиями неразумными и непрерывной чередой ошибок он настроил против себя все сословия, тем приблизив свой конец.

В первую очередь Самозванец рассорился с боярами. Начав с унижения бояр первейших еще перед вступлением своим в Москву, он и дальше не выказывал им уважения. Присутствуя с первого дня на заседаниях Думы боярской, Самозва-

нец лишь наскоро выслушивал мнения боярские и тут же сам предлагал решение, нарушая предписанную царю обычаем роль молчаливого судии, говорил при этом многообильно, ссылался часто на Священное Писание, которое по иноческому своему служению знал досконально, а еще более на виденное в Польше и Литве, ставя это в пример.

Именно по прописям иноземным придумал он устроить сенат вместо Думы боярской, вместо пятнадцати-двадцати человек в Палате Грановитой теперь заседали семьдесят, включая патриарха, четырех митрополитов и еще десятерых святых отцов. В этом бояре старые небезосновательно видели унижение высокого звания боярского.

Еще более длинный перечень претензий к новому царю был у Церкви. Началось с выборов нового патриарха вместо изгнанного Иова. Самозванец настоял на избрании рязанского митрополита Игнатия, который не пользовался никаким уважением из-за своего темного прошлого. Грек по национальности, он был архиепископом на Кипре, потом долгое время провел в Риме, где, как рассказывают, принял унию, потом приехал на Русь, втерся в доверие к Борису Годунову, который поставил его на Рязанскую епархию, потом изменил Годунову и первым из иерархов православной Церкви признал Самозванца. Нетвердый в вере, он был склонен к пьянству и блудодейству.

Да и самого Самозванца обвиняли в нетвердости в вере, памятуя слухи о его переходе в католичество во время пребывания в Польше. Венчание на царство по православному обряду и принятие святого причастия из рук патриарха лишь на время притушили эти слухи. Чем дальше, тем сильнее проступала в Самозванце ненависть к русским монахам и монастырям. Он послал богатые дары заморским патриархам и пять тысяч рублей Львовской православной церкви, якобы за помощь во время набора войска для похода на Москву, но вот русским монастырям не пожертвовал ни копейки. Более того, Самозванец угрозами заставлял богатые обители давать ему деньги якобы в долг, как это было в Троице-Сергиевой Лавре, где он занял тридцать тысяч рублей, огромные по тем време-

нам деньги, и тут же потратил их все на разные увеселения. По весне же повелел Самозванец составить опись имению и всем доходам монастырей, в чем святые отцы небезосновательно увидели знак будущих изъятий. Монахов же, совершивших мирские преступления, кражу, разбой или членовредительство, Самозванец приказал бить кнутом на площади, в чем святые отцы узрели унижение сана монашеского.

В жизни обыденной Самозванец не соблюдал обрядов Церкви православной. Перед едой не молился, не допускал кропления трапезы царской святой водой. Вместо этого Самозванец взмахом руки приказывал музыкантам музыку играть. А во время пира поднимал чару за здоровье генерала ордена иезуитов, отца провинциала и всей армии Иисуса. Раньше священники иноземные только в Немецкой слободе имели право службы свои отправлять, теперь же Самозванец их в Кремль допустил. Открыто говорили о грядущем строительстве костелов не только в Москве, но во всех городах русских.

Войско же было унижено явным предпочтением, которое выказывал Самозванец иноземным воинам. Не доверяя русским стрельцам, он окружил себя стражей иноземной, именуя ее по образцу заграничному гвардией. Было их три сотни. Первая под командой Якова Маржеретова ходила с бердышами, увенчанными чеканным золотым орлом, с древком, обтянутым красным бархатом, и была одета в бархат и золотую парчу, называл их Маржеретов на французский манер мушкетерами, вторая, алебардщики под командой Матвея Кнутсона, была обряжена в фиолетовые кафтаны, третья, пищальники под командой шотландца Альберта Вандтмана, — в камзолы зеленого цвета.

Отвечая на упреки воевод русских, Самозванец говорил, что иноземцы много искуснее русских воинов, для доказательства чего устроил бой потешный, в котором наемники немецкие нешутейно ратников наших побили. То же и с пушкарями, приказал установить в поле у Нижних Котлов двадцать пушек, а напротив в тысяче шагов двадцать щитов деревянных, пушкари немецкие те щиты с первого раза ядрами ‘ разбивали, русские же мазали. Самозванец смеялся и награж-

Царь Димитрий — самозванец?

дал пушкарей немецких рублями серебряными за каждый меткий выстрел. Потом, желая испытать храбрость стрельцов, поставил их в ряд между пушками и щитами, сам взялся стрелять из пушек, норовя послать ядра над их головами, но от нескольких выстрелов неумелых много воинов погибло зазря.

Кроме немецких наемников были еще поляки, что с Самозванцем в Москву вступили.

Вели они себя вызывающе, палили для забавы из ружей и в домах, и на улице, и днем, и ночью, сидели в кабаках, шатались пьяными по улицам, распевая песни и потрясая саблями. Народ московский долго крепился, но как-то раз некий шляхтич, именем Ланской, крепко набравшись, остановил на улице закрытый возок с княгиней Куракиной, проник внутрь и сорвал с нее одежды. Набежавший народ не стерпел такого надругательства, схватил Ланского и повлек его в Кремль на суд царский. Но Самозванец насильника помиловал, лишь посадил под замок на два дня, мягкостью приговора возмутив всех людей московских.