Взаимоотношения с антисоветскими силами были оговорены в тезисе «все, кто против большевиков, — наши союзники». Отношение к немецким войскам, которые, будучи в данный момент антибольшевистской силой, подходили под разряд «союзников», было выражено туманно: «С немцами войны быть не может, но казачество — свободно».

В интересах казачьего сообщества было высказано требование утверждения всех прав казачества при «восстановлении России». Домогательствам казачьей верхушки, требовавшей большей самостоятельности, импонировал тезис, что Донской Атаман будет непосредственно подчиняться лицу, возглавляющему центральную власть.

Гарантом воплощения в жизнь всех этих идей программа считала создание постоянной казачьей армии.

С первых дней у власти Краснов проявил стремление к выигрышу времени и собиранию сил. Представитель Дона А. Па-далкин был послан в Москву с предложением заключить мирный и торговый договор, но с условием отторжения в пользу Дона Камышина и Царицына397 , что вообще-то было вызовом.

Во внутренней политике Краснов опирался на привилегированное казачество. Будучи монархистом по убеждениям, он, придя к власти, очень круто взял «вправо». Приказом № 1 было объявлено, что Всевеликое Войско Донское «управляется на твердых основах Свода законов Российской империи»398 . Все законы Временного правительства и декреты СНК отменялись. Объяснялось это тем, что «все перемешалось в мозгах несчастных русских граждан, и многие не знали, что представляет из себя закон правительства Львова или Керенского и что декрет Ленина. Атаман счел необходимым вернуться к исходному положению — до революции» 399 . Однако этот приказ вызвал недовольство у большинства казаков400, и через неделю Краснов издал приказ № 12, в котором объяснялось, что, отменяя законы Временного правительства, донские власти «не думали посягать на свободу граждан»401. Пункт приказа, отменяющий законы Временного правительства, объявлялся временным: «Всевеликое Войско Донское, благодаря историческим событиям поставленное в условия суверенного государства, стоит на страже завоеванных революцией свобод. Все законы Временного правительства, укрепляющие Русскую государственность и способствующие укреплению и процветанию Донского края, лягут в основу жизни Всевеликого Войска Донского. В наикратчайший срок законы, охраняющие права населения и общественных организаций, будут проведены в жизнь»402.

В конечном итоге в специальной декларации 5 июня 1918 года «впредь до образования в той ил и иной форме единой России» Войско Донское объявлялось «самостоятельной демократической республикой»403 .

Первоначальные монархические жесты атамана и жестокий террор, присущий любой Гражданской войне (даже кадеты, «сочувствуя идее создания сильной власти на Дону, сожалели по поводу первых поспешных шагов»404) создавали впечатление крайней реакционности режима.

Краснов держал в черном теле все общественные организации. «Атаман одинаково разрешал собрания эсеров, кадетов и монархистов и одинаково их прикрывал, как только они выходили за рамки болтовни и пытались вмешиваться во внутренние дела Войска»403. Так, Краснов в 24 часа выставил за пределы области формируемый в Ростове «отряд монархистов», на-дожив резолюцию: «Это не отряд монархистов, а отряд жуликов и вымогателей, о чем Осведомительному отделу надо бы знать раньше меня. 12.УП.18. Генерал-майор Краснов»406. Не постеснялся он выслать из области и популярного политического деятеля Родзянко, который вздумал его поучать407. На предложение Родзянко встретиться Краснов ответил следующим образом: «Милостивый государь Михаил Владимирович! Я политикой не занимаюсь, её не знаю и, откровенно говоря, считаю, что “длительные” беседы до добра не доводят, тогда, когда надо работать. У меня теперь дела слишком много. Надо работать, почему очень прошу меня освободить от длительной беседы да еще на политическую, то есть совсем мне чуждую, незнакомую и непонятную тему.

Примите уверения в совершенном уважении и преданности. П. Краснов.

Новочеркасск. 21 июля 1918 г.»40*.

Осознавая претензии «степных генералов» — участников Степного похода — на руководство Войском, Краснов сразу же оттеснил произведенного в генерал-лейтенанты П.Х. Попова от командования, поручив ему «состоять в этом звании при мне на правах командира неотдельного корпуса для инспекции всех войсковых частей. Должность эту временно включить в штат Донского атамана»409 . Должность походного атамана вообще была упразднена. Походный атаман раньше выбирался казаками, когда Войско выступало в какой-либо (в том числе — грабительский) поход. Теперь война пришла на донскую землю... Через четыре дня Попов, его ближайший сподвижник генерал Э. Семилетов были уволены со службы «с мундиром и пенсией»410. Через две недели подал в отставку бывший начальник штаба Попова — В.И. Сидорин (дежурный генерал при атамане)411.

Приказом № 77 от 18 (31) мая партизанские отряды вообще распускались. Перечислив Чернецова, Власова, Семилетова, Тихона Краснянского, Бокова, Назарова, Мамонтова (вперемешку живых и мертвых) и заявив, что имена их станут достоянием истории, Краснов обратился с возвышенным напутствием к рядовым партизанам: «Теките же к своим домам, славные юноши-партизаны, теките к алтарю Отечества, в святое святых своей семьи, вы, прославленные, возвеличенные, превознесенные»412.

«Степняки» считали, что партизан незаслуженно «зажимают», и винили в этом генерала Денисова. Якобы в день избрания Краснова атаманом Денисов привел его в Мартыновскую сотню Семилетовского отряда в «неурочное» время, «когда партизаны занимались починкой своего обмундирования и уничтожением паразитов...», чтобы показать Краснову, что это — «сборище»413.

Партизанская эпопея временно прервалась. С начала похода партизаны потеряли убитыми 124 офицера и 528 рядовых, всего с нестроевыми и общественными деятелями — 656 человек414 .

Тех же, кто пытался сопротивляться или фрондировать, Краснов безжалостно изгонял из рядов армии, громко оповещая об этом. Так, 14 июля 1918 года известный партизан есаул Тацын, о котором участники Степного похода пели в своем «Журавле»: «горячий Тацын, злой и смелый, кричит, ругает без нужды», исключался «из состава Донской казачьей армии как подавший рапорт о нежелании служить в войске»415. А при первой возможности «фрондеры» высылались из пределов Войска.

Так, летом опальные «степные генералы» отправились на увеселительную прогулку по Дону на пароходе, входящем в состав Донской флотилии. 22 июля (4 августа) на яхту «Колхида» явились генерал Сидорин и полковник Гущин и от имени генералов Денисова и Семилетова потребовали от командира яхты лейтенанта Ильина везти их вверх по Дону «закупать виноградники», «а о настоящем деле лейт. Ильин, вероятно, догадывается».

На другой день в 3 часа дня на канонерской лодке «Цимла» Сидорин, Семилетов, Гущин и 7 обер-офицеров отплыли...

Через день-два вся эта «фронда» выступила на Круге 1-го Донского округа. Сидорин говорил о внешней политике Войска, Гущин — о внутренней, Семилетов — об оперативной обстановке. После этого Краснову была послана телеграмма о несогласии с правилами выборов на Большой Войсковой Круг416.

Затыкать «фрондерам» рот в Демократической республике «Всевеликое Войско Донское» Краснову было не с руки. Но 29 июля (11 августа) лейтенант Ильин рапортом доложил об увеселительной поездке донских «партизан»...