Сам Деникин считал этот неприкрытый монархизм гибельным для армии.

Кризис усугубился тем, что срок контракта — четыре месяца — истек, и многие офицеры-добровольцы не считали теперь себя связанными службой. Отток из Добровольческой армии увеличился и из-за приказа Краснова, обращенного к офицерам и казакам прежних донских частей. 8 (21) мая многие донские казаки и офицеры перешли из Добровольческой армии в Донскую. Один из чернецовцев вспоминал, что в Мечетинской «многих из нас произвели в прапорщики и вскоре, как донцов, откомандировали в распоряжение штаба Донского Войска». Документы им подписали полковник Писарев и есаул Дьяков476. Партизанский полк, ранее состоявший из донцов, теперь в большинстве состоял из кубанцев477.

Кроме того, Краснов препятствовал количественному росту деникинцев и другим образом. Помимо «добровольцев» Деникина в Новочеркасске стояла пришедшая с Румынского фронта «1-я бригада Русских добровольцев» полковника Дроздовского: 667 офицеров, 370 солдат, 14 докторов и священников, 12 медсестер478 . Ближайшей целью отряда, — по словам Дроздовского, — было соединение с корниловской армией479. Однако Краснов хотел, чтобы Дроздовский, в противовес «добровольцам» Деникина, формировал на Дону самостоятельную армию и направлял к нему в бригаду бегущих на Дон неказачьих офицеров. В состав«1-йбри-гады Русских добровольцев» были включены одна пешая и одна конная казачьи сотни, а неказачий эскадрон дроздовской кавалерии участвовал в боях в Сальском округе вместе с казаками.

В дальнейшем Краснов попытался разыграть добровольческую карту в своей игре с немцами. В станице Манычской 15 (28) мая Краснов встретился с командованием Добровольческой армии и настойчиво советовал ему наступать на Царицын, в Поволжье, где можно было соединиться с уральскими казаками. Тем самым атаман бил сразу трех зайцев: выпроваживал соперника с территории Дона; способствовал созданию единого фронта с Чехословацким корпусом, который как раз вышел на Волгу в районе Сызрани, и тем самым подталкивал немцев начать строительство буферного нейтрального государства между немецкими войсками и чехами. Роль этого нейтрального государства Краснов отводил Дону.

Однако Деникина и других «добровольцев» нелегко было толкнуть на этот шаг. Хотя чехи впоследствии и приглашали «добровольцев» на Волгу, русские генералы не стали переносить туда свои действия. Они учитывали, что из всех политических сил при чехах главную роль И1рают эсеры, а это усугубило бы кризис в Добровольческой армии. Кроме того, чтобы говорить с чехами на равных, нужна была настоящая армия, а не жалкие 2 тысячи. Армию планировалось создать на базе кубанского казачества. Даже после разгрома под Екатеринодаром белые были убеждены, что Кубань — против советской власти, а «Корнилов не поднял Кубани, так как не имел базы и оружия»480 . Последние сообщения с Кубани утверждали их в этом мнении. Под боком у Деникина был Ставрополь, где скопилось до 3000 офицеров и юнкеров при таком же количестве Красной гвардии, но Добровольческая армия на Ставрополь не шла, хотя и могла увеличиться там вдвое. Она ждала соединения с отрядом Дроздовского (тот 23 мая «на 2—3 дня» ездил к Алексееву) и готовилась к новому походу на Кубань.

На совещании 15 (28) мая «добровольцы» «взяли обязательство овладеть железной дорогой Великокняжеская — Тихорецкая и освободить Задонье и Кубань»481. Взамен Деникин потребовал оружие с русских складов на Украине, которое Краснов должен был выпросить у гетмана и немцев, и 6 миллионов рублей, которые принадлежали Добровольческой армии «по разверстке» общей казны еще времен Каледина482 (Краснов в своих воспоминаниях писал, что эти деньги Деникин занял у Донского правительства) 483 .

26 мая (8 июня) к Деникину присоединился возросший до 2,5 тысяч отряд Дроздовского. Тем не менее большую часть июня Добровольческая армия накапливала силы и прикрывала левый фланг донских (и германских) войск, оперирующих против советских частей под Батайском.

23 мая (5 июня) германский генерал Кнерцер предложил Краснову оружие, захваченное немцами на станции Лихой, при условии, что его не используют против немцев. Краснов заверил Кнерцера в этом, но треть снарядов и четвертую часть патронов передал проантантовски настроенным «добровольцам».

В целом Добровольческая армия сохранила, несмотря на кризис, свой состав (отпускники, получившие три недели отпуска

после истечения четырехмесячного контракта, вернулись), и даже пополнилась за счет отряда Дроздовского. В ней остались, вопреки приказам, многие донцы. Так, один из партизан-чер-нецовцев, вернувшись из Ледового похода, был произведен в офицеры и направлен в распоряжение Донского Войскового штаба. Трижды являлся он в штаб, чтобы получить назначение или отпуск... «В четвертый раз я в штаб не пошел, — писал он, — а сел на коня и в составе Дроздовского полка, в 4-й Донской сотне, уехал в станицу Мечетинскую, в Добровольческую армию»484.

Постоянным пристанищем для донцов, воюющих с большевиками вне Донской армии, стал Партизанский полк. Б. Прянишников вспоминал: «В те дни немало кадет 6-го и 7-го классов уходило на фронт проводить с пользой для Отечества летние каникулы. Так и я провел лето 1918 года в рядах Партизанского пешего казачьегополка, впоследствии Алексеевского пехотного полка, прошедшего с боями по степям Ставрополья и Кубани во время второго похода Добровольческой армии485.

Командование Добровольческой армии, внешне весьма щепетильно относящееся к взаимоотношениям с немцами и отвергающее всякие намеки на контакт с ними, демонстративно выжидало формального окончания военных действий на советско-германском фронте и, как только стало известно о демаркационной линии, 10 (23) июня начало наступление. Но пошло сначала не на Кубань, а в противоположном направлении — на торговую и Великокняжескую, то есть согласно «обязательству» перед Донским правительством, захватило линию железной дороги.