Встречавшие Лорис-Меликова толпы народа, по сообщению столичных газет, несколько дней не отходили от подъезда скромного домика, где поместился генерал-губернатор. «Выезжал граф — толпа крестилась и желала ему доброго пути, веруя, что «покоритель Карса» едет... на поле сражения с врагами жизни», на свою местную Плевну132.

Лорис-Меликов не теряя времени принялся за работу по своему плану и в определенном им самим темпе. На другой день по приезде генерал-губернатора состоялся его первый официальный прием. Он предстал на нем уже во всеоружии первых впечатлений от Царицына. Начав осмотр городских учреждений с тюрем, он был потрясен их теснотой и грязью, но свое возмущение адресовал не только коронным, но и выборным властям, присутствовавшим на приеме: уездному предводителю дворянства и царицынскому городскому голове. Их граф пообещал «немедленно выслать из Царицына», если в ближайшее время порядок не будет наведен, а тюремному начальству пригрозил смертной казнью133. Угрозы не показались пустыми: полномочия генерал-губернатора предусматривали подобные акции.

Забегая вперед, следует сказать, что Лорис-Меликов не воспользовался доброй половиной своих полномочий: никого не выслал и никого, несмотря на обещания, не казнил, не объявлял в крае во-

енного положения. Предоставленные ему права он использовал прежде всего для того, чтобы заставить всех работать с полной отдачей. Учитывая опыт своей деятельности на Кавказе, генерал-губернатор стремился опереться на местное общество. Санитарной комиссии было предоставлено им широкое право «по приглашению всевозможных сведущих людей», хорошо знакомых с условиями и особенностями края134.

Край этот, как и вся Русь, воспетая поэтом — приятелем молодого Лорис-Меликова135, был «и убогим и обильным»: плодороднейшие почвы пойменных лугов, огромные рыбные богатства и бедность трудовых низов, граничившая с нищетой. Только обжившись и оглядевшись на месте, Михаил Тариелович понял всю серьезность угрозы возобновления и распространения эпидемии чумы на Волге, несмотря на ее очевидное затухание с наступлением холодов. Обстановка в Поволжье и особенно в низовьях Волги была самая благоприятная для разного рода инфекционных заболеваний: жаркий климат при заболоченности местности. Здесь были привычны вспышки тифа, малярии, проказы. Неоднократно появлялась и чума: в последний раз ее эпидемия бушевала в 1807—1808 гг. В период пребывания Лорис-Мели-кова в Поволжье наблюдалось серьезное распространение здесь оспы и кори. Неблагоприятные климатические условия усугублялись антисанитарными, поистине чудовищными, мало чем отличавшимся от существовавших в прошлых веках. Особую опасность таило и основное для края рыбное производство в ватагах (артелях). Рыбные рассолы (тузлуки), из-за экономии соли сохранявшиеся в нечищеных ларях в течение 4—5 лет, застаивались, становясь подходящей средой для болезнетворных бактерий. Создавались условия и для скорейшего распространения заразы. В Астраханскую губернию на рыбные промыслы в горячую пору — с весны до осени — стекались массы пришлого населения, в межсезонье возвращавшихся на свои места. Десятки тысяч «промысловых рабов» — главный источник богатства края, по свидетельству столичного журналиста, — не смели иметь «не только дома, семьи, но даже лишнего кафтана», ведя «жизнь зверей»136. Здесь, среди многонационального населения (русские, малороссы, татары, грузины, армяне, персы), были сотни тысяч кочевников — калмыков и киргизов, также способных стать разносчиками заразы.

Крестьянское население в губерниях Поволжья бедствовало от периодических неурожаев. Недоимки (особенно по Самарской губернии) достигали громадных размеров. У всех в краю еще в памяти был самарский голод 1873 г., когда вымирали целыми селами после засухи и неурожая. Засуха в Астраханской губернии вызвала неурожаи подряд в течение 1877—1879 гг., что привело к истощению продовольственных запасов137. Не случайно Поволжье стало одним из главных районов действий революционеров-народников, о чем Лорис-Меликов конечно же не мог не знать.

Волга притягивала революционеров не только памятью о Разине и Пугачеве, но и бедствиями трудового населения. В пору генерал-губернаторства Лорис-Меликова в Самарской и Саратовской губерниях функционировали землевольческие поселения народников. Сестры Фигнер, выжитые местными властями из Самарской губернии, весной 1878 г. поселились в Петровском уезде Саратовской: Вера как фельдшерица, Евгения как учительница. В Вольском уезде в кузнице работал А.К. Соловьев. Рядом действовали А.Д. Михайлов, А.И. Иванчин-Писарев, тогда же здесь побывали В.Г. Плеханов и Н.А. Морозов. Работа в деревне, по признанию В.Н. Фигнер, стала для нее «тяжелым испытанием по тем ужасным впечатлениям», которые она вынесла «из знакомства с материальной стороной народного быта». Больные, грязные, истощенные, приходили с застарелыми болезнями — «неисправимые катары желудка и кишок, грудные хрипы, слышные на много шагов, сифилис, не щадящий никакого возраста, струпья, язвы без конца, и все это при невообразимой грязи жилища и одежды, при пище, столь нездоровой и скудной, что останавливаешься в отупении над вопросом: есть ли это жизнь животного или человека?»138 139 При существующих порядках деятельность в деревне все более представлялась народникам бессмысленной.

Знакомясь с краем, Лорис-Меликов по-своему постигал связь антисанитарных условий жизни его населения с социально-экономическими и политическими. Приходили на память ухоженные чистенькие улочки провинциальных городов Европы. Все яснее становилось, что для оздоровления края недостаточно той его «ассенизации», по выражению современных газет, которую предпринял генерал-губернатор. Но начал он именно с нее как с задачи безотлагательной. В Царицыне Михаил Тариелович пробыл около двух недель, но успел сделать многое. «Граф обнарркивал деятельность изумительную, — рассказывает его секретарь-делопроизводитель А.А. Скальковский, — с раннего утра и до поздней ночи, не отдыхая ни минуты, он то встречал и провожал приходившие войска, то принимал командированных в его распоряжение лиц, то выслушивал доклады по разнообразным предметам, то присутствовал в учрежденном при нем санитарном комитете, то объезжал различные городские учреждения и заведения и проч., и проч.»140.

Со 2 февраля стала функционировать Высочайше утвержденная совещательно-санитарная комиссия при генерал-губернаторе, сформированная еще в Петербурге. (Скальковский называет ее санитарным комитетом.) Лорис-Меликов привлек в нее и местных деятелей (городского голову Царицына, уездного предводителя дворянства, председателя уездной земской управы, начальника дистанции Грязе-Царицынской железной дороги, а также местных врачей и провизоров). Председательство он возложил на саратовского губернатора М.Н. Галкина-Врасского, поскольку сам не предполагал осесть в Царицыне.

Представленную местными врачами и одобренную городским управлением инструкцию по санитарному оздоровлению Царицына генерал-губернатор забраковал. Меры, ею предусматриваемые, были частью неэффективны, частью неисполнимы. Так, рекомендовалось ежедневное проветривание помещений через форточки и частое хождение в баню. Но дома в Царицыне (даже лучшие, как тот, в котором остановился граф) не имели форточек, а единственная городская баня была разрушена по решению того же городского управления141.