После концерта в вахмистерской "коморке снова накрывался праздничный стол. На этот раз гостями Степана Ивановича были сверхсрочные вахмистра и их жены. Но иногда Гейченко приглашал в "коморку" также и некоторых офицеров, к которым особенно благоволил. И гости рассаживались теперь уже не по старшинству, а по просту, "без чинов".

В 12 часов ночи трубачи играли прощальный марш и бал кончался.

Проводив гостей, весь эскадрон собирался в столовой на праздничный ужин. Степан Иванович подносил каждому солдату добрую чарку своей перцовки. Офицеры еще раз пили за здоровье своих солдат и, распрощавшись с ними,расходились по домам.

А на следующее утро начинались обычные занятия и будничная жизнь вступала в свои права.

Мне часто приходилось слышать от людей, незнакомых с бытом старой русской армии, что наша армия была построена на нездоровых началах. В доказательство таких утверждений приводили тот факт, что солдатам у нас было запрещено появляться в ресторанах и других увеселительных заведениях, где могли бывать только офицеры. Между тем солдаты западных армий свободно посещают кафэ и бары и садятся за столики рядом с офицерами.

Я считаю, что пример этот не доказывает ни нездоровых начал, ни недемократичности старой русской армии. Если-бы нашим солдатам и было-бы разрешено посещать бары и рестораны, то я уверен, что, кроме вольноопределяющихся, никто из солдат таким разрешением и не пользовалея-бы. Ибо вся обстановка этих заведений была чужда нашему солдату и никакой радости, кроме смущения, ему бы не доставила.

И, если мы сравним обычаи западных армий с существовавшим у нас порядком, то увидим, что русская армия была более демократичной. На западе не только офицеры, но и унтер офицеры имеют свои столовые и клубы, куда солдатам вход воспрещен. А офицеры демокра -тических западных армий никогда не принимают такого участия в солдатских праздниках, как это было у нас.

Такие солдатские праздники сплачивали наших офицеров и солдат в одну дружную семью, которая была более демократичной, чем многие другие. И я уверен, что ни в одной армии не было и никогда не будет таких простых и веселых эскадронных праздников, какие мы справляли в нашей старой армии.

– 44 + 4Ч44Ч44-»-»-

ВЕРБЛЮДА.

огда Ломпика вместе с другими новобранцами привели в наш эскадрон, вахмистр Степан Иванович Гейченко был возму

щен до глубины души.

Взводные понимали и разделяли возмущение вах

мистра.

Гвардейские полки всегда пополнялись так называвшимися "типичными” новобранцами, т.е. людьми одинакового типа. В нашем и лейб гусарском полку все солдаты были брюнеты, в уланском - рыжие, а в лейб драгунском - блондины. На разбивку новобранцев в Михайловском манеже, которую производил сам великий князь Николай Николаевич, от каждого полка посыла -лись "типичные” унтер офицеры, по типу которых и подбиралось для каждого полка новое пополнение. И великий князь строго следил за тем, чтобы раз на всегда установленный тип гвардейского кавалериста не изменялся.

А Ломпик совершенно не подходил не только к типу нашего полка, но и вообще к типу гвардейца.

Это был приземистый, почти квадратный, парень с маленькими, беспрестанно мигающими глазками и к то му-же светлый блондин, или, как говорили солдаты "бе лобрысый".

И вот этот белобрысый вятский "ведмедь" попал в эскадрон к вахмистру Гейчекнко, который строго охранял все полковые традиции и который за 25 лет своего вахмистерства еще никогда не видывал в эскадроне такой "белой вороны".

Конечно, во всем был виноват посланный за новобранцами молодой и неопытный офицер, но исправить его ошибку было уже невозможно. Приходилось зачис -лить Ломпика в списки эскадрона, приставить к нему для обучения "дядьку" и при первом удобном случае сбыть "ведмедя" в нестроевую команду.

Началось обучение новобранцев. Большинство из них вскоре привыкло к новой обстановке, усвоило

премудрость военной выправки и даже, с грехом пополам, вызубрило мудреную "словесность", не смешивая больше помощника командира полка полковника фон Крузенштерна с деревней Ла-Ферпгампенуаз, под которой полк в году заслужил георгиевские трубы.

Один Ломлик отставал от товарищей и не мог ничему научиться.

Помощник обучающего новобранцев - унтер офицер Налимов - был в отчаянии и не раз пытался "выбить дурь из белобрысой чучелы". И только мое постоянное присутствие на занятиях удерживало Налимова от таких педагогических приемов.

Во первых Ломпик никак не мог выучиться говорить начальству "вы" и называл всех по деревенски на "ты". Затем он выставлял в строю свое, вырощенное на ржаном хлебе, пузо и, наконец, отвечая на вопросы, зажмуривал "зеньки".