В этот момент пуля прострелила мне ногу. Не чувствуя большой боли, я, прихрамывая, присоединился к печальной процессии. Вскоре мы добрались до мельницы, положили стонавшего Лопухина в машину, посадили рядом с ним тяжело раненого Петржкевича и поехали в Петроков, На станции Петроков стоял под парами готовый к отходу поезд, В него были посажены генерал Лопухин и все тяжело раненые.

При прощании Лопухин, который невыносимо страдал /у него были прострелены печень и мочевой пузырь/ перекрестил меня. Я его видел в последний раз. На следующий день он скончался в одном из варшавских госпиталей. А через три дня умер и ротмистр Петржкевич.

Проводив раненых, я перевязал в отряде Красного Креста свою легкую рану и, поклонившись в часовне госпиталя убитым товарищам /за исключением корнета Оку-нева, тело которого в темноте не удалось найти, все раненые и убитые были подобраны и отвезены в Петро -ков/, вместе с поручиком Лаймингом вернулся в полк, который занял позицию в 6-ти верстах впереди Петро -кова. Эта позиция была последней, на которой мы, согласно приказа Ставки, должны были держаться до подхода 3-го Кавказского корпуса.

Настроение в полку, потерявшем своего любимого начальника и одного из лучших эскадронных командиров, было подавленное. И офицеры и солдаты понимали, что с нашими слабыми силами невозможно будет долго удерживать во много раз сильнейшего противника. Но все знали также, что дальше отступать нельзя и что мы должны до последнего патрона оборонять Петроков к ке смеем отдать его немцам.

Никто не спал в полку в эту памятную ночь с 20-го на 21-е ноября. Полковой священник отец Малаховский поставил в углу халупы аналой, прилепил к нему восковую свечку, одел епитрахиль и приступил к исповеди желающих. Солдаты вынимали из переметных сум чистые рубахи и переодевались.

Наступило утро 21-го ноября. Проглотив по кружке горячего чая, офицеры разошлись по местам. Ожидалось, что с минуты на минуту немцы откроют огонь и перейдут в наступление. Но проходили часы, а немцы молчали.

В 12 часов дня разведчики донесли, что не -приятель, остановившись на нашей вчерашней позиции, начал на ней укрепляться* Действительно, с передовой линии можно было наблюдать в бинокль лихорадочно возводимые немцами укрепления.

Настроение у людей поднялось. Каждый понимал, что опасность миновала и что немцы, неиспользовавшие своего численного превосходства, останутся теперь пассивными. На фронте наступило затишье. А через три дня нас сменили стрелки 3-го Кавказского корпуса.

Верховный главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич, прислал нашему отряду благодарность за отлично выполненную тяжелую задачу. Петроков был спасен и немцам не удалось вклиниться в образовавшийся между нашими армиями прорыв.

4

4 4

Что же остановило немцев под Петроковом ?

Почему генерал Войрш, располагавший 15«ООО штыков при 81; орудиях против 21;00 штыков и 21; орудий Гилленшмидта не смял наши слабые силы и не вышел в тыл 2-й русской армии ?

Никто из нас не мог ответить на этот вопрос, пока через несколько дней не стало известно, чем была вызвана эта роковая ошибка генерала Войрша.

Вот что произошло вечером 20-го ноября в штабе немецкого генерала:

Когда генерал Гилленшмидт, взбалмошный и страдавший манией величия начальник, вступил в командование двумя гвардейскими дивизиями, первым его распоряжением была реорганизация его штаба. Штаб этот разместился в одной из петроковских гостинниц / кажется "Бель Вю"/. Так как Гилленшмидт командовал второй гв. кав. дивизией, то перед штабом для ориентации ординарцев был выставлен на пике значек штаба дивизии. 20го ноября Гилленшмидт решил, что,временно командуя двумя дивизиями, он является командиром корпуса. Назначив сам себя корпусным командиром, Гилленшмидт приказал заменить дивизионный значек корпусным. Старый значек был удален и заменен новым, наспех сшитым одним из петроковских портных.

Начальником связи в штабе дивизии был штабе ротмистр Гримм, прибалтиец, прекрасно владевший не -мецким языком. При отступлении из Белхатова мы не успели перерезать провода правительственного телеграфа.

А немцы полагали, что мы их перерезали около Петроко-ва. Для ускорения проводки полевых телефонных линий

и наша и немецкая связь использовали провода правительственного телеграфа, включив в линию полевые телефоны, Поэтому мы могли подслушивать разговоры немцев, а немцы - наши. Когда Гримм установил это важное обстоятельство, то немедленно распорядился вы -ключить все наши полевые телефоны и провести новые линии. Не слыша больше по линии русских разговоров, немцы поняли, что провода нами перерезаны и, совершенно не стесняясь, начали передавать по телефону все распоряжения. Штабе ротмистр Гримм, который и днем и ночью дежурил у аппарата, подслушивал и записывал все передачи немцев. Таким образом мы знали все, что происходит у противника.

Вечером 20-го ноября Гримм подслушал следующий разговор Войрша с начальником подчиненной ему австрийской дивизией.

– В Петрокове у русских всего лишь одна кавалерийская дивизия, которую мы сегодня разгромили. Приказываю вашей дивизии завтра с утра перейти в наступление и овладеть Петроковом. На вашу дивизию возлагается легкая и почетная задача, которая будет иметь большие последствия.

Австрийский генерал ответил, что он с радос -тью готов передать выполнение этой "легкой и почет -ной" задачи своему немецкому коллеге, ибо, получен -ные им от петроковских шпионов донесения - совешенно расходятся с теми сведениями о противнике, которыми располагает штаб корпуса.