Он показал мне вырезку газетной статьи двухнедельной давности. Среди обилия откровений психопата, карандашом Хамский подчеркнул каждое пятое слово в предложении. "И под застывшей радугой заплачут святые" - гласил получившийся текст.
– "И луна, завершив свой обход, закричит. Красная смерть - сладка..." .

– Вы разгадали его шифр?
– Я буквально не поверил своим глазам. Зная код, имея подсказки убийцы, почему полиция до сих пор бездействует?

– Да, это было просто, и знаете, что мне сказали ваши коллеги?

– Полагаю, назвали вас психом и посоветовали не мешать расследованию?

– Это очень смягченный вариант, - поморщился Хамский.
– Но в целом, он отвечает истине. А теперь вспомните, где была найдена предыдущая жертва?

– Рыжая девушка лежала под мостом Мун-скрим, рядом с памятником Аббадону Поражающему и Ангелу рыдающему... И тогда послание становится абсолютно понятным!

– Но это еще не все!
– Обретя в моем лице благодарного слушателя, Мордред разошелся не на шутку.
– Убийца сам дал нам почти всю необходимую информацию! Судите сами: он убивает исключительно суккубок и исключительно шлюх - на лицо застарелая психологическая травма. Можно подумать, что одна из представительниц этой уважаемой профессии когда-то поступила с ним дурно, но я ставлю на более личный мотив. Так ненавидят только свою родню. Полагаю, что старшая сестра, либо мать нашего маньяка занималась тем же делом, что и его жертвы. Он, скорее всего, ребенок из неполной семьи, единственный мальчик. Он усыпляет хлороформом и профессионально удаляет органы своим жертвам - профессия, связанная с медициной. Хирург, либо патологоанатом. Органы оставляет себе, скорее всего, на память. Коллекционер, путешественник, любит сувениры. Почему путешественник? Иероглифы из волос жертв - относятся к вымершему языку племени тамагочей - указывают на следующую убитую. Оттуда же, из восточной части Ада, привезены и кости, которые он вкладывает вместо глаз убитым. Деревья, из которых они выточены - это особые красные буки, они растут только в предместьях Покиня. Определенно путешественник. Перво-наперво, он выкалывает глаза. Почему? Не любит, когда за ним смотрят - еще одна застарелая травма. Значит, в жизни - он старается быть неприметным, старается не выделяться из массы. Таким образом, из списка подозреваемых исключаются видные хирурги и более-менее известные личности. Кости в глазах жертв, вообще сами убийства - это его способ выделиться, способ быть не таким, как все. Почитайте его письма - он определенно знает, как мыслят копы. Он имеет отношение к полиции. И это наводит на мысль о патологоанатомах при полицейских управлениях. Он среди вас, Принстон.

Мордред снова торжествующе улыбнулся, а я, наконец, смог выдохнуть.

– Это...
– я поискал подходящее слово, плюнул на попытки соригинальничать, и решил называть вещи своими именами.
– Это было гениально.

– Мы с вами определенно сработаемся. Вы умеете разговаривать с гениями и умеете слушать.

Хамский плеснул в стаканы остатки бурбона, и протянул один мне.

– И я знаю, как мы найдем убийцу.

***

Хамский уже который час медитировал над делом. Уж не знаю, постиг ли он дао, но всерьез начинало казаться, что мы прямо тут состаримся, умрем, а следующей нашей реинкарнацией будут улитки. Ах, да, смерть от старости мне не грозит. Мисс Блэк любезно взяла решение этой проблемы на себя. Все бы ничего, жизнь рядом с Хамским научила меня относиться к смерти философски и даже несколько потребительски, но умирать в одно время с Джерри Краттером? Право слово, это унизительно.

– Что это вы строчите, Принстон, - раздраженно поинтересовался Хамский, недовольно косясь на меня. Похоже, он нервничал, но упорно пытался это скрыть.

В начале нашего знакомства я подумал бы, что переживает он за меня, но сейчас я твердо уверился, что подобные чувства ему и в голову не пришли бы. Скорее, его злит то, что Корделия дала задачу, которую он не может быстро решить.

– Завещание.
– Я был спокоен и лаконичен, искренне полагая, что не стоит осквернять последние часы жизни истериками, воплями и беготней по потолку.

– Не страдайте глупостями! Ни вы, ни Краттер сегодня не умрете. Кстати, а вы отпишете мне свой револьвер?

Хамский не переставал поражать меня своим откровенно пренебрежительным отношением к жизни и смерти. Он искренне считал эти события недостаточно значимыми для того, чтобы тратить на них какие бы то ни было эмоции. С другой же стороны, он был уверен, что от них нужно брать все и хотя бы постараться получить удовольствие.

– Даже не надейтесь, - отрезал я, яростно зачеркивая предыдущую строчку.
– Я его лучше в музей оружия передам.

– Вы - мерзкий тип, Принстон!
– Мордред откинулся на спинку кресла, массируя виски с таким остервенением, словно хотел пробурить их насквозь, добраться до мозга и почесать его.

– Мне это уже говорили, и не только вы.
– Я вздохнул и поставил точку. Завещание оказалось не слишком объемистым, но, по крайней мере, я официально оформил свою последнюю месть другу - завершало сей опус мое настоятельное желание издать немалое собрание мемуаров о похождениях Хамского.

– Если нам удастся доказать невиновность Краттера, честное слово, я его потом сам прикончу, - с каждой минутой мой сосед проникался все более джерриненавистническими мыслями.

К нам на балкон приземлился полицейский горгул.

– Инспектор просил вам сообщить: казнь Краттера состоится на два часа раньше. Ровно в полдень.

Краттер устраивает последнюю в своей (и моей) жизни подлянку. В моей голове забили погребальные колокола. Хамский злобно расстрелял холодильник.

***

Мы прибыли Ментал-прайсон ровно за десять минут до начала казни, подготовка к которой происходила в спокойной, дружественной обстановке. Веселый подвижный палач, больше напоминающий официанта, чем убийцу, радостным мячиком скакал вокруг приговоренного.

– Чудненько!
– То и дело приговаривал он.
– А теперь вот тут поставьте свою подписулечку, что вы добровольно прыгнете в бочечку со святой водичкой.

Аморфный Краттер, согласный уже на все, покорно расписался на листке бумаги.

– Чудненько!
– Палач довольно всплеснул руками.
– Последнее желаньице?

Мы находились в большом помещении, больше напоминающем ангар. В одном его углу стояла зловещая бочка, от которой даже на значительном расстоянии тянуло просто запредельной жутью, в другом - примостилась конторка веселого палача. Отсюда до бочки вела зловещая желтая ковровая дорожка. Собственно, возле стола палача мы сейчас все и обретались. Все - это приговоренный, его адвокат, веселый палач, двое угрюмых охранников, и мы с Хамским. Впрочем, радовало то, что в ангаре хотя бы не было предусмотрено окон. Однако, зная методы Корделии можно было не сомневаться, что она найдет способ убить меня.