От волшебной мази Светы, рецепт которой знала только её бабушка, синяков не осталось. Так что на следующий день я пришла в университет, как ни в чём не бывало. Приготовившись слушать подколки Дубровиной и её свиты, очень удивилась, что они молчали. Мало того, Анджелина Джоли даже поздоровалась со мной по-человечески, что на неё было не похоже.

– Сегодня мы тебя одну не отпустим, - улыбалась Света, по-дружески меня обняв.

– Домой пойдёшь под конвоем, - шутил Генка.

– Вы идите. Я задержусь в читальном зале. Пора готовиться к курсовой.

– Только до темноты не задерживайся. Знаю тебя, сядешь за книжку и всё - пока всю не прочитаешь, не успокоишься!
– причитала Света.

– До темноты и не получится. У меня сегодня смена в ресторане.

Друзья мои ушли. Я же направилась туда, где надеялась узнать всю правду, развеяв свои сомнения, которые мучали меня, не давая спокойно дышать, думать, одним словом, жить.

Через полчаса я уже сидела в читальном зале университета, обложенная книгами по древней литературе и учебниками по истории народов. Перебирая стопку, я хотела найти ту самую книгу, о которой упоминал профессор. Но её не было. Я ещё и ещё раз перебирала всю стопку.

– А вы уверены, что дали мне всю литературу? – обратилась я к библиотекарю.

– Конечно, всё, что есть в нашем зале по традициям и легендам древних тюрков, всё у вас.

Это было странно. Куда же подевалась книга древнего монаха?

– Ты не это ищешь? – услышала я за спиной.

Обернулась. Сзади меня на столе сидел Тан и протягивал мне книгу. Его глаза были чёрными, без всякого блеска. Лицо же было серьёзным. Он смотрел прямо мне в глаза. Я почувствовала неловкость, дрожь пробежала по телу.

Потянулась за книгой. Он поднял её выше, так, что сидя на стуле, я не могла до неё дотянуться.

– Так ты это ищешь? – повторил он свой вопрос.

– Возможно!
– ответила я.

– Я не предупреждал тебя - не читать печальных сказок!

– Ты читал эту книгу?

– Возможно!
– повторил он мои слова.

– Может быть, то, что ты находишь печальным, мне покажется совсем иным?

– У печали одно значение. Второго не бывает!
– загадочно ответил Тан.

– Ну, так что ж? Ты не дашь мне книгу? – я смотрела на него в упор.

– Как же я могу запретить? Это не моя личная вещь. Хотя, может, будет лучше, если ты её прочтёшь. Ты ведь всё равно не успокоишься? – он продолжал меня сверлить взглядом, от которого дрожь по телу стала ещё сильней.

– Я пишу курсовую по этой теме, поэтому мне нужно знать всё.

– Ну, а если тебе не понравится это «всё», что будешь делать тогда? – не унимался Тан.

– Тогда и посмотрим.

Он опустил руку, в которой держал книгу, я выхватила её, пока он не передумал.

Тан встал со стола и медленной походкой направился к выходу. Я провожала его взглядом. Он же ни разу не обернулся.

И вот передо мной лежала та самая таинственная книга, в которой, я чувствовала, были все ответы на мои вопросы. Я открыла её и погрузилась в иной мир…

«Босфор, как всегда, успокаивал. Таинственный и прекрасный в любое время, он и сейчас манил своей древней дивной красотой, которая так много говорит сердцу, рисуя в воображении сказочные картины: русалок на обрывистых скалах, караваны кораблей с товарами из заморских стран. Луна, купаясь в проливе, всё дальше и дальше удалялась, оставляя за собой след, который играючи пытались смыть волны, с шумом плескавшиеся о берег. Любой, увидевший эту картину, оставался навсегда пленённым проливом.

Только здесь он чувствовал себя спокойно, стоя на летней веранде и любуясь сим творением всевышнего. В домашнем одеянии, ярко-красном шёлковом халате в пол, подвязанном золотым поясом, и без надоевшей и столь неудобной чалмы на голове, он, как давний пленник пролива, не мог отвести от него глаз, погружённый в свои мысли, которые вот уже несколько дней не давали ему покоя. Он и сам был всевышним. Именно это и удручало его ещё больше. Ведь именно от него зависела сейчас жизнь человека. И не просто человека – жизнь наложницы, сумевшей покорить его сердце. По законам страны, он должен был казнить предательницу, но, по законам сердца, он мечтал бы простить ту, которая сумела это сердце растопить.

И сейчас два человека боролись в нём: правитель всемогущей державы и простой смертный, полюбивший первый раз за свои тридцать лет, полюбивший навсегда и бесповоротно.

Мысли его нарушил шум и копошение за дверью. Султан обернулся.

Послышался стук в дверь.

Медленным шагом, держа руки за спиной, чинно и благородно, как и положено повелителю, падишах направился в покои.

– Войдите!
– наконец, ответил он, приподняв полы халата и усаживаясь всё так же не спеша и осторожно в своё кресло из чистого золота и красного бархата, стоявшего троном посередине комнаты.