— Здорово, радетели, — пробасил ночной гость.

— Свераморушко, — ласково прошептала бабуля, зажигая лучину и запахивая накинутый попутно поверх сорочки большой пуховой платок. — Что ж на ночь-то глядя…? Может, дома чего?

— Да нет, мать, к гостям я, что у вас на постое, на полслова. Где их старший?

— Тот, здоровенный? — закрываясь ладонью от слабого света лучины и глядя вглубь тёмной комнаты, спросил дед. — Спит уж, наверное…

Воевода сел за стол, бросая выжидающий взгляд в сторону лежанки Чабора.

— Поговорить бы, — тихо сказал он в полумрак, наливая себе плошку молока.

Чабор медленно поднялся и сел на постели, бережно и не без удовольствия опуская на холодный пол ноющие после напряжённого дня ступни ног:

— О чём разговор, воевода?

— Знамо о чём… о вас, — Сверамор выпил молока, после чего вытер усы широкой ладонью и продолжил. — Держать вас здесь я не стану, мало ли…. Люди будут тревожиться, хоть и не со зла, а четников вы всё же побили.

Я отправлю вас с дальним обозом, до самого моря. Там Френдя — старший этого обоза, отведёт вас к моему брату. Маклай скоро товар повезёт морем …кое-куда, он вас до полоцкой земли и довезёт, без всякой платы. Кормить и содержать будут, как и всех, без излишеств даже для царевны. Где в работе пособить, где в бою — помоги, ты ведь не уломок. А прибудешь на место, сам, брат, разбирайся, что там к чему. Одно скажу: не жалуют у кривичей веров. Уж не знаю, чем вы с того конца света умудрились им так насолить.

Сверамор медленно встал и, не ожидая ответа, направился к двери:

— Запри за мной, отец.

Дед медленно поднялся с лавки, откуда всё это время молча наблюдал за происходящим.

— Да, — остановился вдруг на пороге воевода. — Для всех здешних вас везут к Маклаю, чтоб доставил к князю для разбирательства в запутанном деле. Так что утром за вами придёт стража. Поскольку нет ни вины, ни оправдания, оружия отбирать не станут. Вязать тоже не будут, но и вы не дурите. Отведут под конвоем, так безопаснее будет. Я Френдю предупрежу. Вон на столе послание от меня Маклаю, — воевода указал на свернутую в рог бересту, лежавшую посреди стола, и ступил через порог...

— Спаси Бог, благодарю, — сказал ему вслед Чабор.

— Сына моего благодари, — остановившись, бросил через плечо Сверамор. — Что б не он, болтаться бы вам в петлях вместе с Зеленькой…

Море….

Чабор, Тара и Водар во все глаза смотрели на неведомый им ранее мир, где есть только вода и небо. Неистовый ветер, срывая вершки с разыгравшихся волн, швырял солёную мокрую пыль им в лица, а они не отворачивались, а только улыбались.

Вода…. До самого конца Мира…. Чабор подобрался к самому краю, туда, куда не дотягивались кувыркающиеся и кипящие белой пеной волны. Пытаясь поймать момент и исхитриться набрать морской воды в ладони, он, сбитый налетевшей волной, упал, промокнув до нитки. Не обращая на это внимания, он зачерпнул воду, пробовал её на язык и, удивляясь солёному вкусу, смеялся и радовался этому чуду…

Огромный, как скала, Маклай, в кожаных доспехах корельских дружинников, одетых поверх дорогих льняных одежд, улыбался, как и его люди, глядя на поведение странных чужаков. Ну что с них взять? И удалец витязь, и высокая красивая девушка, в присутствии которой замолкали даже чайки, и недоросток карлик с приятным мальчишеским лицом впервые видели море…

За делами да заботами лишь на четвёртый день пути Маклаю удалось немного разговорить хоть кого-то из этой странной троицы, а именно самого малорослого.

— Что, дружок, — обратился как-то брат Сверамора к сайвоку, мечтательно смотревшему куда-то вдаль. — Красиво?

— М-г, — отозвался малыш, — воняет только…

— Воняет? — громко рассмеялся Маклай, — экий ты неженка. С таким носом, брат, надо сидеть дома да ландыши нюхать. Море, вишь, дело мужское, трудное. Потому и солёное, как пот, и пахнет не ландышами.

— Я и говорю …пахнет, — охотно поддерживая разговор, поправил сам себя сайвок. Он вопросительно посмотрел на своего молчаливого друга, стоявшего невдалеке. — Я почему-то всегда думал, — продолжил малыш, — что большая вода… она… ну как сказать…? Море должно иметь самый свежий в свете вкус…, а воздух здесь должен быть чище, чем даже в горах.

— В горах? — переспросил собеседник. — Это где ж ты горы видел?

— У нас, — ничуть не смутившись подозрительностью Маклая, ответил сайвок. — У нас дома только Лес да горы.

— А реки?

— Есть и реки.

— А озёра?

— Есть…

— А болота?

— И болота. Всё-всё есть. Только вот моря нет.

— Где ж это всё есть, кроме моря?

— У веров.

— Так ты, виноват, вы все — веры? Что ж вы, чудаки, к кривичам идёте? Они ваших земляков не сильно жалуют. Вот уж не знаю, что это за хитрая загадка, ведь от нас до вас и Нию — Богу морей за раз не дотянуться…. И чем вы досадили-то им с того края света? Видать, то тайна великая…

— Макла-а-ай!!! — резко окрикнул кормчего стоящий на «носу» светловолосый парень, — впереди корабль! Шли, вроде, мимо, а теперь за нами сворачивают.

— Прости, малява, — Маклай осторожно положил на плечо сайвока тяжёлую руку, — дела, брат. После потолкуем, если враг даст… Щиты на борта, нутром на волю!!! — грозно скомандовал он. — Стяг на нос, пусть знают, что торговый люд идёт! Вёсельные, каждого третьего под меч! Скраба, буди почивающих!..

Миг — и всё вокруг завертелось и зашумело в такт неспокойному дыханию моря. Каждый здесь знал своё место и своё дело. Незримая угроза разливалась с брызгами волн по мокрой палубе поворачивающего корабля и просачивалась нескрываемой тревогой в душу каждого, находящегося в его деревянном теле.