Где она была, что видела? Всё съел сонный мор. И вдруг вода, внезапно хлынувшая из-под пола, ударила ей в лицо. Царевна едва не захлебнулась, не найдя в себе сил подняться. Голова казалась каменной, в висках стучало так больно, что хотелось умереть, лишь бы не чувствовать этой боли.

Вот снова из-под пола поднялась вода, грозящая проглотить её лёгкое тело. Тара собрала все силы, открыла глаза и сквозь нависшую тяжёлую пелену услышала голос Чабора. Сердце её смачно ухнуло, и после этого царевна вновь потеряла сознание…

Руки Дарьи вспотели, выдавая её волнение. Ошалевшее сердце дрожало, будто одичавший котёнок, пойманный в лесу. Толкаемая неведомой ранее силой, её высокая упругая грудь нервно вздымалась, с трудом вдыхая ставший густым, словно кисель, воздух.

Ортай пристально смотрел в её бездонные серые глаза. Он всей своей душой впитывал нарождающийся в них огонь, грозящий разбудить настоящий пожар в его высохшем за долгие годы сердце. Они стояли друг напротив друга, взявшись за руки, и в их глазах отражался неведомый свет. Любой из живущих ныне или живущих в любое другое время на Земле отдал бы полжизни за то, чтобы найти ЭТО…

Ортай шёл к нему из глубины леса, а Дарья — от мелководной речки Аксаки. Путь их, как и пути сотен тысяч людей в эту ночь, вёл в лес, искать Папараць-Кветку — так зовут этот чудо-цветок кривичи. Тысячи людей в эту ночь вводила в лес надежда, а выводило обратно лишь разочарование. Каждый год по велению самого Бога это разочарование недосчитывалось двоих. На этот раз счастье найти чудо-цветок досталось волхву Ортаю и Дарье — сестре Берега.

Девушка просто увидела огонёк в лесу и пошла к нему, думая, что это не погашенный кем-то костёр. Над пышными кронами высокого папоротника, в слабом облачке утреннего тумана, розовела лёгкая корона призрачного света. Дарья приняла облачко за дым, шагнула ближе, раздвигая руками широкие зелёные лапы колючих молодых елей, и замерла.

На самой обыкновенной папоротниковой ветке, каких тысячи в летнем лесу, в лёгком розовом облачке сиял волшебством маленький, хрупкий огонёк неописуемо красивого цветка. Он был не больше колокольчика сон-травы, но его свет, величие и красота поражали настолько, что Дарья даже не сразу заметила сидящего рядом с ним волхва.

Тот стоял перед ним на коленях, протянув руки, словно желая согреть у этого волшебного огня свои ладони. На лице Ортая светилась счастливая растерянная улыбка. Он тоже не сразу заметил Дарью.

Девушка, не зная, что ей делать, просто следуя примеру волхва, стала на колени и протянула свои руки в волшебное облачко. И тут, словно после вспышки далёкой молнии, мир вокруг них озарился божественным светом. Сами того не замечая, Ортай и Дарья соединили руки, не слыша того, как вверху, разрезая ночь над их головами, перечеркнули чёрное небо крест-накрест две падающие звезды. В этот миг сам Род, соединивший им руки, соединил и их сердца Вселенским Светом…

Вскоре неутомимая Дева Заря стала выводить на небесное пастбище своих розовых коней и расчесывать их огненные гривы золотым гребнем. Просыпалось светлоликое Ярило-Солнце, и вместе с тем таял огонёк волшебного цветка. Ещё миг — и он исчез, оставшись лишь искристой пылью на ладонях двух людей, нашедших счастье в купальскую ночь…

Княжеский гридень Берег с самого утра скакал на коне от игрища к игрищу, осторожно выспрашивая у родственников, не видели ли они где-нибудь его сестрицу Дарью? Свояки и свояченицы недоумённо разводили руками и только спрашивали: «А что стряслось-то?».

Измотав вконец коня, Берег решил дождаться того момента, когда солнце двинется к закату. Уж коли не явится младшая сестра и к тому времени, нужно будет поднимать людей на поиски. К тому же пропал и его главный советчик — волхв. Спросить больше было не у кого. Мать ушла к сестре в соседние Карани.

Поутру старшая из сестёр Берега Настёна клялась чем угодно, что ни на игрище, ни в лесу, куда все пошли под утро, она Дарьи не видела. Только когда девушки пошли пускать венки по воде, где-то промелькнула сестрица, а уж после того ни сама Настёна, ни сын мельника Егор её не видели.

— Егор? — удивлённо спросил Берег. — Егор вон уж третий воз домалывает на мельнице, отца сегодня к работе не подпускает, а ты? Разгулялась и разленилась за праздник. Покормила бы брата, прибрала в доме, а то лежишь полдня на лавке. Вот скажу жениху твоему купальскому, как ты до работы охоту вылёживаешь. Гляди, — пригрозил брат неохотно поднимающейся с лавки Настёне, — купальские цацки потом пищать начинают, титьку просят…

— Дурак, — обиделась сестра. — Типун тебе на язык.

Она молча собрала посуду и уже вознамерилась идти во двор, но отчего-то остановилась у самого порога.

— Знаешь, — сказала она вдруг и хитро подмигнула брату, — а ведь Егор никогда бы три воза с утра не намолол, если б вчера я…

— Иди, иди, — ответил ей Берег с улыбкой. — Это он сдуру. Такая скалка, как ты, эдак закатает за полгода после свадьбы-любомира, что он и с полатей не поднимется, не то что три воза намолоть.

— Было бы что молоть, — игриво сказала сестра и вышла из дома.