Сайвок умолк, судя по всему, глубоко переживая за своего безтолкового сына. Атар, сбитый с толку этими семейными сценами, никак не мог понять, с чего это ему вдруг «посчастливилось» наблюдать подобное?

«Ох, Судьба — шутница, — думал он, — и на кой мне было сразу натолкнуться на того дуралея, ведь столько времени потеряно. Теперь вот стой и гадай, как бы это половчее договориться?»

Рассуждая подобным образом, старый парс вздохнул:

— Мне, — наконец, осторожно начал он, — давно надо было бы познакомиться с лесными жителями, да всё как-то было недосуг. Получается, что пришёл знакомиться — и сразу же просить… Можно подумать, что если бы не беда, то я и не пришёл бы вовсе?

— Да, можно и так подумать, — согласился сайвок, — но беда есть беда. Может статься и так, что парень вовсе ходить не сможет, если, конечно, вовремя не подлечить.

Атар округлил глаза:

— Вроде и не в лесу живём, — удивлённо произнёс он, — а про нас тут всё знают.

Сайвок улыбнулся:

— Ты, — сказал он как-то двусмысленно, — не только с лесными жителями не спешил знакомиться, ты и с домашними-то не со всеми ещё знаком. А про то, …можешь считать, что это земля слухом полнится…

Малыш вдруг повернулся и пошёл вглубь леса, жестом приглашая Атара идти следом. Старик быстро догнал его и, дабы укрепить начинающееся общение, неловко попытался пошутить:

— Интересно, — не без сарказма спросил он, — а что ещё землица про нас с Чабором рассказывала?

Сайвок тут же обернулся и блеснул таким жёстким взглядом, что осёкшийся парс пожалел о неосторожно выбранном тоне. Нужно отдать должное лесному жителю — на словах он остался вежливым.

— Во-первых, она говорила, что, возможно, нам ещё не раз придётся встречаться. Тебе же известно, что сайвоки не водят тесной дружбы с другими народами, так что лучше даже не пытайся настроить беседу на приятельский лад. Ты почитаешь иных Богов, и в твоих жилах намешано много кровей, наверное, оттого тебе и бывает трудно понять местный люд. Кто знает, что бы с тобой было здесь, в Лесу, если бы не игра Судьбы — Макоши? Сказано же древними: «Кто Йогине-Матери укажет место, где прозябают чада-сироты, тот малое деяние совершил. А кто поднимет чадо-сироту на ноги под сенью Великого Рода своего, тот большее деяние совершил».

Но там же сказано ещё: «Ежели кто приласкает и накормит чадо-сироту, дав ему кров, тепло и уют, от Души, а не корысти для, то совершит он деяние благое, и пользы от него будет более чем от сотни глаголющих Мудрецов». Что попусту сорить словами, парс. Всё только по делу.

— Прости, — признал ошибку Атар, — время на самом деле идёт, а я до сих пор ни с чем…

— Не безпокойся, — ответил сайвок, заметно прибавляя шагу, — Лес не оставит твоего малыша без помощи…

Так чьим-то тайным велением звездочёту было разрешено ступить на заповедную территорию, строго охраняемую от посторонних глаз этими и другими маленькими людскими сущностями. С подозрительной беспечностью, совершенно не страшась того, что чужак всё это увидит, лесные жители собирались открыть перед ним занавес Великой тайны. Наверное, и самому человеку впору было бы насторожиться, но что-то говорило Атару, что безпокоиться тут не о чем.

Многим людям известно о золоте и драгоценных камнях, бережно хранимых маленькими трудягами в укромных местах подземного царства Богини Сумерлы. Она и Бог Озем[iii] строго хранят богатства Земли от алчных созданий. Жадность и желание обладать материальными благами ловят слабых людей на крючок зависти и ведут их за белы ручки в царство духов, сайвоков и прочих незаметных для них жителей Мидгард-Земли[iv]. И поскольку жадность — дитя Зла, то людишки эти чаще всего и попадают в лапы злых существ.

Кто знает, стоит ли в это верить, однако говорят, что существует некая строгая граница между добрыми духами и злыми. Отличие жизнеустройства их огромного царства отличается от людского тем, что духи бывают только добрые и недобрые (не творящие добрых деяний), а людей ныне, как известно, нет безпросветно злых или безконечно добрых, разумеется, за редким исключением.

Добрые и недобрые (злые) духи хоть и противостоят друг другу, но открытой войны между собой не ведут. Опять же, добрые духи, в силу некоторых причин, не проявляют никакого интереса к жизни людей, если, конечно те не вступают на их территорию или не лезут в их закрома, а вот недобрые…

Они, встречая тех, кто рыщет по лесам и горам в поисках дармовых земных благ, вынуждают нырять их в самые грязные уголки своей сути до тех пор, пока гнездящиеся там мерзости не начинают бродить и пениться, закрывая глаза незадачливого путешественника слепотой жадности. Вот и получается, что все искатели кладов, отправляясь в свой опасный путь, ни больше ни меньше, а идут менять свою жизнь на жменю золота да камней драгоценных…

Так, рассуждая над незавидной судьбой вышеупомянутых златолюбцев, Атар и не заметил того, что сайвок завёл его в самую чащу. Вдруг лес перед ними расступился, открывая сияющую золотом опавшей листвы поляну. В центре её, словно застывший страж входа в мир духов, стоял толстый коренастый дуб. Пока старик, отрыв рот от удивления, разглядывал крону этого чудо-дерева, сайвок принялся старательно разгребать листья и жёлуди у древних, как мир, корней.

— Вот так крона! — удивлялся Атар, а малыш в это время вытащил из-под слежавшегося настила какой-то шнурок, дёрнул за него и открыл потайную дверь прямо в стволе этого многовекового дуба!

— Вот так ход! — продолжал удивляться старик. — Чудеса!

Сайвок выжидающе застыл у зияющего мраком пустоты хода.

— Нам сюда, — не выдержал, наконец, лесной житель, указывая на огромную дыру в стволе дерева. Перс подошёл ближе и присмотрелся. Внутри висели две верёвки, и было предостаточно места для того, чтобы вниз мог спуститься человек. Казалось бы, всё совсем просто, но! Что, любой может вот так открыть ход и войти?