Шрифт:
– И как?
– Что как?
– Девичник как?
– Круто.
– Я рад. Может, в дом пойдем?
– Пойдем – слава Богу что кресла качалки не переворачиваются. Она так и не поняла, как конкретно ей удалось снять ноги со стола, и при этом чуть не зацепиться ими за собственный нос. Просто заметила, что бутылочки падают, потянулась за ними, а потом: пол, балясина, Мишины руки, звон разбитого стекла – ух ты! – и она уже у него на руках.
– По-другому и не скажешь, - говорил строго, но по глазам было видно- насколько смешной Энна казалась ему.
А потом было утро. Слишком светлое, слишком громкое и слишком раннее.
– Я убью его! – прокаркала она, зарываясь головой под подушку.
– Кого? – раздалось рядом сонное бормотание.
– Петуха!
– Ура! У нас будет холодец! – воскликнул Миша, «почему-то вставая с моей кровати!» отметил полу сонный, все еще пьяный мозг.
– Возможно, - процедила Энна, пытаясь срочно опомниться.
Видя ее явно вопросительный взгляд, он улыбнулся, и в нескольких словах описал вчерашний вечер: алкоголь, тазик, разговоры, тазик, тазик, тазик. Потом возможно тоже были разговоры, но он их уже не помнил, так как, так на махался за день, что просто заснул. Возможно, даже сидя.
– Ну, прости, наверное, что ли?
Покачав головой, вместо ответа он удалился. И судя по тишине во дворе съел петуха, так как ненавистное кукареку больше услышано не было.
«Значит, холодца не будет» подумала Энна.
А потом наступил вечер.
Закутавшись в теплый плед, она сидела на веранде, раскачиваясь в злополучном кресле. Ее странное злобно-ехидное настроение улетучилось, и теперь вспоминая их с девочками разговор, она ощущала лишь смятение. «То, что я веду себя как мама, это логично, я же все-таки ее дочь. Но, то что я делала это неосознанно – не логично». Сейчас, трезвея она по другому смотрела на все те вещи что делала, находясь здесь, в Еравии.
Миша вынес на веранду поднос с ужином, аккуратно расставляя на столе приборы, и блюда.
– Спасибо – смутилась Энна, не столько от такого проявления неожиданной заботы, а от того, что впервые сама забыла об ужине.
– На здоровье.
Они ели молча, постоянно голодный Мика вдруг обнаружил, что Энна ковыряет вилкой, так старательно приготовленное им пюре, и даже слегка подобиделся.
– Неужто так не съедобно?
– Что ты! Вкусно!
– На столько, что ты боишься попробовать?
Она улыбнулась, с радостью возвращаясь в то ехидно – язвительное состояние, в которым каждый раз пребывала там, в России, когда они общались. Улыбнувшись, она попробовала пюре, медленно пережёвывая попадающиеся комочки.
– Восхитительно!
– Ну слава Богу.
– А как это тебе удалось скрыть такой поварской талант?
– А я и не скрывал – Мика выглядел явно довольным ее похвалой.
– Но раньше никогда не готовил. Может возьмешь на себя ужины?
– Вот этого я и боялся!
Вечер шел за поеданием пюре с комочками, и слегка подгоревшего, совсем немного резинового мяса. Но Энна наслаждалась этим, как блюдами в ресторане самого знаменитого шеф-повара.
– Ты чудо Мик, - улыбнулась Энна, доедая ужин.
– Да ладно! – он совсем немного смутился, и это омолодило его.
– Я совсем забыла! Тебе Лао рассказывал? В пятницу ночью будет необыкновенное зрелище по моему серебряная луна, или свет? Нет, или ночь? – она криво усмехнулась, понимая, что так напивалась последний раз на выпускном в школе.
– Ночь луны, и будет виден колодец желаний – напомнил Мик, видя с каким мучительным трудом, она пытается вспомнить вчерашний разговор.
– Да, и это к стати бывает раз в триста лет, так что, можно сказать нам повезло.
– Да уж.
Энна вдруг остро осознала что желание, загаданное в эту ночь может исполниться. И ужас от этого, неожиданный и обезоруживающий, прорвался на поверхность.
– Ты чего? – спросил Мика, видя как замерла ее рука с чашкой чая.
– Миш, а вдруг получиться?
– Что?
– Вдруг, мы вернемся?
Он долго не отвечал, просто смотрел ей в глаза, с каким-то детским страхом понимая, что не хочет этого. Вот сейчас, когда появилась хоть маленькая надежда на возвращение, он волновался что она станет былью, что эта сказка сработает. «Что же изменилось?» - спросил он себя, но вместо ответа вспомнил свой день рождения, вспомнил их танец, под незатейливую мелодию, вспомнил ее взгляд. А потом картинки понеслись в его голове с бешенной скоростью: вот она улыбается ему, сидя на веранде, и зашивая порванную рубашку; вот ставит на стол специально для него приготовленный чай; вот они подначивают друг друга, гоняются друг за другом обливаясь водой, вместо того, что бы полить огород. А потом вспомнилось другое: как она разговаривала с Россом; как сидела в обнимку с Сашей; как плакала в бане, мысленно попрощавшись с мужем. Миша со всей отчетливостью осознал что не хочет возвращаться, Лао прав, здесь у них был шанс. Там же они снова станут друзьями. Резкость открытия, лавина обрушившихся эмоций, все это сделало его голос слегка надтреснутым, когда он заговорил: