— Он не убийца! — гордо повторил мальчик слова юного наставника.

 Старый грузин холодно посмотрел на царевича.

 — Это тебя Леон научил? — проговорил он. — Хорошему же он тебя учит! Ты не будешь уметь держать оружие в руках с такими понятиями. Нас учили за обиду убивать, — с горечью произнес Вахтанг, — а вас, юношей грузинских, скоро будут безнаказанно бить по лицу!

 Лицо царевича перекосилось, глаза засверкали, как у молодого львенка, и он схватился за свой кинжал.

 — Потише, потише, мальчик! — остановил его князь, положив свою сильную, загрубелую в боях руку на его плечо. — Ты еще молод, чтобы грозить старику!

 — Да, счастье твое, что ты старик, а то я показал бы тебе, что оскорбления не остаются у нас безнаказанными, — надменно произнес царевич.

 Эта вспышка очень понравилась старому князю.

 — Ну, ладно, — спокойнее проговорил он. — Так помоги вот сыну вернуть наш старый дедовский кинжал!

 — Я сам верну его, — вмешался Леон, недовольный тем, что отец дает ему в компаньоны мальчика.

 — Что ж ты до сих пор не взял его?

 — Некогда было, — хмуро ответил Леон. Царевич стал проситься взять и его на поиски.

 — Возьми его, — произнес старик Джавахов, — он славный будет воин.

 — Да на что он мне? — уклонился Леон. — Если понадобится, возьму.

 В это время кончилось совещание совета. Приближенные царевны решили попытаться одарить боярина Милославского и через его сестру действовать в пользу Грузии.

 — Кто повезет подарки? — спросил князь Зичианов.

 — Ну, хотя бы ты, князь, — предложили ему.

 — Нет, меня увольте! — возразил он кланяясь. — Устал я и стар для этого тонкого дела; лучше просите князя Орбелиани.

 — Я сделаю, что мне прикажет моя царевна, — почтительно склоняясь в ее сторону, ответил Орбелиани.

 — Я прошу тебя, князь! — скромно опуская глаза, ответила польщенная Елена Леонтьевна.

 Порешив на этом, грузины стали расходиться. Все поочередно подходили к царевне и низко кланялись ей. Она сидела не шевелясь, потупившись; возле нее стоял царевич и важно отвечал на поклоны грузинских князей.

 Внешне избушка ворожеи Марфуши нисколько не изменилась с тех пор, как в ней побывала несколько лет назад боярыня Елена Дмитриевна. Внутри она была все так же грязна и неуютна, и по–старому сидела над котелком с варящимися в нем какими–то травами Марфуша.

 Годы точно не коснулись ее худощавого, цыганского лица; на нем так же светились энергией и силой мрачные темные глаза, пытливо высматривавшие из–за нависших над лбом всклокоченных, черных как смоль волос. Только вокруг рта лежала складка не то презрения ко всему окружающему, не то затаенного горя.

 Помешав травы, она встала, подошла к маленькому слю–довому оконцу и посмотрела на улицу. Было темно, хоть глаз выколи; кругом пустынно и глухо, только слабое журчанье ручейка доносилось откуда–то неподалеку.

 — Никто больше не придет, поздно… да и время не для волшебства, — проговорила Марфуша, и странная усмешка тронула ее бледные губы. — Вишь, Вербная неделя; они ее чтут и ворожить не станут… Верующие ведь! Много ли сегодня наработала?

 С этими словами она задернула оконце платком и пошла к маленькому сундучку, стоявшему рядом, в чуланчике. Вытащив его на средину избы, она присела на корточки и замысловатым ключиком отперла свою сокровищницу, на дне которой оказались груды золота и медной монеты.

 Глаза ворожеи потускнели, подернувшись точно слезой.

 — Сколько бед натворило это золото, — прошептала ворожея, — и все–таки мне еще мало! Этого не хватит, чтобы сделать счастливой мою Танечку! Ах, Таня, Таня, ради тебя терплю я муки, души загубила и свою, и людские, а тело мое слабое ежеминутно адова огня трепещет! Матушка, матушка, — вскрикнула она, — завета твоего не исполнила!

 Большой черный кот — непременная принадлежность каждой чародейки того времени, — ласково мурлыча, потерся о ее колени.

 Ворожея погладила его по мягкой спинке.

 — Бедные мы с тобою, Клубок! Когда–то страда наша кончится?

 Кот поднял голову и пошевелил ушами.

 — Что, Клубок, или идет кто–либо?

 И действительно, возле избы послышались голоса и проклятия.

 Ворожея быстро убрала сундучок и боязливо стала прислушиваться. Поздние гости говорили на незнакомом ей языке, а один из голосов был детский. Но скоро ворожея услыхала и настоящую русскую брань.

 — Чтобы черти тобой подавились, хрычовка некрещеная! Дома, что ль, тебя нет? Князь Леон, подожди маленько! Ежели нет ее, лешихи, всю избу разнесу! — И тот же голос тихо спросил: — Что, царевич, испугался?