— Я? Вовсе нет! — ответил детский голос, видимо бодрясь.

 — Не надо было так поздно, ведь ничего не видно, — проговорил сильный мужской голос.

 — Я–то знаю ее чертову избу, — кричал русский, и Марфуша узнала в нем молодого стрельца Прова Степановича. — Да ответишь ли ты, сучья печень? — заорал он во все горло.

 — Может, ее и в самом деле нет? — спросил Леон.

 — Должна пронюхать, дьяволицына дочь, что мы золота ей кучи навезли!

 — Только ты ей не говори, кто мы, — посоветовал Леон, когда под напором стрельца дверь заскрипела.

 — Кто там, что надо? — сонным и хриплым голосом спросила наконец Марфуша.

 — Открывай, рачье пузо!

 — Да ты не больно ори, а сказывай, что надо?

 — На то ты и ведьма, чтобы знать, зачем к тебе люди ходят! Разве не почуяла запах денег?

 Ворожея постаралась хрипло рассмеяться и отворила дверь, после чего стала рассматривать пришельцев. Она имела довольно много дел с боярами и боярынями, часто толкалась и в теремах, чтобы тотчас же, по осанке, узнать в пришедших знатных людей.

 «Какого царства князья?» — думала она и старалась вспомнить, где видела таких чернооких, смуглых красавцев, как этот мальчик и его спутник.

 Леон и царевич были в русских шубах и шапках, не желая открывать ворожее своего звания. Но их жгучие глаза и гибкие движения скоро навели старуху на мысль, что это могут быть только грузины, которыми она всегда при встрече на улицах любовалась.

 «Грузинской царевны, должно быть, сын и его дядька», — подумала она и проговорила вслух:

 — Садитесь, бояре!

 — Что за варево мастерила? — спросил Дубнов. — Верно, зелье какое? По чью душу?

 — Ты разве, боярин, за допросом пришел?

 — Не очень–то я верю твоим снадобьям, — проговорил Дубнов, беспечно рассмеявшись.

 — Зачем же тогда ко мне–то пришел?

 — Куда люди, туда я. Вы, бабы, нюх особый имеете: может, и скажешь что–либо по нашему делу.

 — Скажу, скажу, Пров Степанович! — проговорила ворожея, пристально взглянув на стрельца.

 — Кой черт! — пугливо озираясь, воскликнул Дубнов. — Кто сказал… тебе мое имя? Воистину ведьма!

 Ворожея усмехнулась — в одну минуту из–под лавки выполз Клубок и стал ластиться к гостям.

 — Да воскреснет Бог и расточатся врази Его! — прошептал, крестясь, Пров Степанович. — Сгинь, сгинь, рассыпься!

 Но кот не «рассыпался», а сильным скачком прыгнул на колени к царевичу.

 Тот в одно мгновение выхватил кинжал и занес его над животным.

 — Стой, больно прыток! — стиснула ему руку Марфуша. — В чужой избе да убийство учинять? Ишь, волчонок!

 — Зачем такая падаль в доме? — сердито сказал царевич, стараясь хорошо выговорить по–русски слова. — Ты, верно, и вправду ведьма?

 — А если бы я не была ведьмой, разве ты, царевич, пришел бы ко мне темной ночью, скрываясь от людей?..

 Леон и царевич тревожно переглянулись. Их инкогнито было открыто, и это им было весьма неприятно, но этим ворожея подняла в их глазах свой престиж.

 — Она действительно всеведуща, — по–грузински сказал царевич Леону.

 — Тем лучше: значит, она нам непременно поможет, — ответил князь Леон и, обращаясь к Марфуше, произнес: — Ты права, женщина, мы пришли к тебе, чтобы узнать то, что скрыто для очей простых людей. Какой силой ты узнаешь тайны, известные одному дьяволу, не наше дело. Ты сама за это ответишь, когда придет твое время. А теперь на! — и он бросил ей на стол небольшой мешочек, наполненный медными деньгами, только что пущенными недавно царем в оборот по совету боярина Федора Михайловича Ртищева.

 — Нехорошие деньги! — брезгливо поморщилась ворожея. — Много бед наделают медные деньги! — ироническим тоном проговорила она.

 После неудачного похода под Ригу, малороссийских замятен и бесконечной тринадцатилетней войны Московское государство, едва успев оправиться от Смутного времени и моровой язвы, искало возможности как–нибудь парализовать последствия всех этих бедствий. От тяжких податей изнемогал народ, а торговые люди изнывали от непосильных налогов. Уже в 1656 году казны недостало ратным людям на жалованье, и государь велел пустить в народное обращение медные деньги, которые должны были по нарицательной цене заменить серебряные. В следующие два года эти деньги действительно ходили как серебряные, но затем стали понижаться в цене, а именно на рубль надобно было «наддавать» шесть денег, а потом «наддача» все подымалась и подымалась. Наступила во всем страшная дороговизна: указы, запрещавшие поднимать цены на необходимые предметы, уже не действовали. Часто случалось, что ратные люди не брали жалованья медными деньгами, явилось множество воровских медных денег, начали хватать и пытать людей. Все стали как огня бояться медных денег.

 У ворожеи таких денег не было — она искусно выучилась отличать фальшивые от настоящих и не попадалась впросак; если же и случалось, что она в темноте недоглядела, то она бросала эти «воровские деньги» в реку, протекавшую недалеко от ее дома.

 — Ну, что же скажешь ты мне, — начал Леон, — о моей пропаже?

 — Какая пропажа? — спросила Марфуша.

 — Ай да ведьма! — закричал стрелец. — Спрашивает, угадать не может. Должна же ты сама знать…

 — Только и дела у меня есть, что ваши дела знать, у кого что пропало! Одной головы мало!